Эта зима была слишком мягкой и теплой для нашего региона. Снег выпал лишь раз, в самом начале декабря, да и тот вскоре растаял без следа. С того времени и до начала февраля стояла пусть и невысокая, но плюсовая температура, и заморозки были очень редки, даже в темное время суток. Но сейчас, в феврале, погода словно решила отыграться, а зима выдать все, что собиралась изначально. И практически за одни сутки на наш бедный город выпала месячная норма осадков в виде мокрого снега. Сначала он таял, потом стал накапливаться на тротуарах и газонах, а после покрыл тяжелым, толстым слоем все вокруг. Затем резко похолодало, и снег, что не успели убрать с улиц, намертво вмерз в землю, асфальт и тротуары, красивыми, но тяжелыми шапками повис на ветках деревьев. Бодрый морозец держался несколько дней, и за это время крупные снегопады обрушивались на город два раза подряд, покрывая толстым пушистым слоем скользкую бугристую массу изо льда и снега, лежащую вокруг.
Разумеется, еще во время первого снегопада коммунальщики заявили, что были не готовы к снежной буре. И к такому количеству сломанных веток и поваленных деревьев – тоже. И что в подобных условиях просто невозможно очистить весь мегаполис от заносов. А городские власти объявили штормовое предупреждение. И в связи с перебоями в движении городского транспорта предложили отправить на незапланированные каникулы учеников школ и колледжей.
Если бы я сейчас была рядом с тетей Милой, она обязательно заявила бы, что в ее молодости погода постоянно выкидывала такие коленца, если не похлеще. И что на ее памяти был случай, когда дождь, начавшись с вечера, постепенно перешел в град, замерзая буквально в считаные часы. И что почти весь городской транспорт встал, чуть ли не на ходу. И троллейбусы примерзали к проводам, что должны питать их током, а трамваи вмерзали в лед, в который превратилась вода, что собралась в колеях. Водители были вынуждены покинуть транспорт прямо на улицах. А граждане, которые следующим утром вышли на работу, добирались пешком или на редких автобусах, что выехали на линию. И наблюдали, как рабочие при помощи ломиков пытаются освободить трамваи из ледяного плена. Но тем не менее штормового предупреждения никто не объявлял. И внеплановых каникул не устраивал. И дети не оставались дома, а наоборот, стремясь к знаниям, шли в школу пешком по гололедице. А чтобы не падать и не скользить на льду, надевали большие плотные носки или чулки, прямо поверх сапог.
Я бы на это с обязательной усмешкой заявила, что сия мера временная и неэффективная. Поскольку метод работает, но лишь до той поры, пока ткань не напитается влагой, не промерзнет на морозе и не станет скользить так же, как и подошва неудобных советских ботинок.
«Впрочем, хватит думать об этих пустяках, – мысленно одернула я себя, – и расслабляться тоже хватит, пора двигаться, чтобы не замерзнуть и не попасть впросак».
Я осторожно огляделась и, не заметив ничего особо настораживающего, отлепилась от стены, огораживающей мусорные контейнеры, подхватила пластиковый пакет, полный пустых банок и бутылок, и в быстром темпе двинула к пункту приема стеклотары.
– Погодка нынче – просто жесть, – женщина в теплом платке, в тулупе и бурках с блестящими калошами, работающая на приемке, была не прочь поболтать, вероятно, сегодня совсем не было народу.
Она топала ногами на бетонном полу, и периодически хлопала себя по бокам, и чуть ли не подпрыгивала на месте в попытке согреться.
– Не то слово, – согласилась я, открывать рот и говорить не слишком хотелось. Казалось, что вместе со словами организм покинет и последнее тепло.
