Пролог. Тени карьера
Введение локации
ЗАТО «Криптомедь» угасал, как догорающая спичка в ледяной пустоте, его агония растянулась на десятилетия. Ржавые ребра гаражей кооператива «Прогресс» впивались в склон карьера, словно когти гигантской твари, застывшей в предсмертных судорогах. Гаражный кооператив “Прогресс” цеплялся за край карьера, как пьяница за перила. Через расчищенную от снега траншею, где когда-то ходили грузовики с щебнем, виднелся корпус института – бетонный параллелепипед с вывороченными окнами. Его вентиляционные трубы, изогнутые в неестественных углах, тянулись к карьеру, будто застывшие в попытке дотянуться до гаражей. А между ними, у подножия, лежала скульптура “Спутник-5”, проржавевшая до дыр, словно мост между прошлым и тем, что пряталось в шахтах под землёй. Каждый гараж, покосившийся и изъеденный временем, напоминал гробницу – в одних зияли провалы выбитых дверей, другие, будто сомкнув челюсти, хранили внутри окаменевшие останки развалюх, некогда бывшие машинами, превратившихся в груды рыжего тлена. Обледеневшие ворота скрежетали на ветру, перемалывая тишину в ледяную крошку, а их рев сливался с завываниями вьюги, будто мертвый городок напевал реквием самому себе.
Стены, покрытые шрамами отслоившейся краски, хранили память о летах, когда здесь еще кипела жизнь: пятна машинного масла растекались по бетону, как черные реки на карте страны; выжженные солнцем граффити «страна» соседствовали с окурками, вмерзшими в лужицы антифриза. У подножия гаражей лежали осколки бутылок – зеленое стекло искрилось под луной, словно слезы призраков, оплакивающих эпоху, когда здесь гремели тосты за покорение космоса.
Лишь гараж №58 упрямо светился желтым глазом сквозь пургу, его оконце затянуто полиэтиленом, вздувшимся пузырями, будто роговица слепого великана. Над входом, подрагивая на сквозняке, висел плакат с космонавтом – улыбка космонавта поблекла до цвета чайного гриба, а лазурный шлем покрылся паутиной трещин, за которыми угадывался чей-то похабный рисунок. Сквозь щели в стенах пробивался тусклый свет, окрашивая снег в грязно-медовые тона, а внутри воздух был густ от испарений самогона, масляной копоти и чего-то еще – острого, металлического, как привкус страха на языке.
Тень от гаражей тянулась к центру карьера, где ржавела скульптура «Спутник-5» – некогда сияющий шар с антеннами теперь походил на паука, опутанного колючей проволокой. Под ним, в сугробах, белели страницы научных отчетов 1980-х: формулы, подписанные дрожащей рукой, расплывались под снегом, как предсмертные послания. Даже ветер здесь звучал иначе – свистел в ребрах экскаваторов, выл в трубах старой котельной, срывал с петель дверь заброшенного НИИ, где когда-то рождались технологии, способные «достичь невозможного». Теперь же сквозь разбитые окна института высовывались сосульки, острые как скальпели, а на полу третьего этажа, под слоем инея, все еще лежал брошенный халат с нашивкой «Отдел №9» – тем самым, что исчез вместе с персоналом в декабре 1990-го.
Воздух вибрировал от мороза, каждый вдох обжигал легкие, а под ногами хрустел снег, словно городок скрипел костями, пытаясь встать из мертвых. Но единственным движением в этом царстве льда были тени – длинные, угловатые, они ползли по склону карьера, цепляясь за руины техники, будто невидимые пауки плели паутину между мирами.
Шестеро мужчин сидели за столом, словно часовые на забытом посту. Сергей, пригвожденный к стулу тяжестью молчания, сжимал в кармане фотографию сына. Снимок был стерт на сгибах, но мальчик все так же улыбался, стоя у монумента «Покорителям космоса», который давно разобрали на металлолом. Артем, ёрзал на табурете, чувствуя, как холод пробирается сквозь дырявый шарф. Свет лампы дрожал, отбрасывая на стены, танцующие тени космонавтов с плакатов – их шлемы казались пустыми, а руки протянутыми в пустоту.
