Глава первая
Большой прием
Кружева на моем праздничном платье были ужасно кусачими. Не понимаю, почему люди, которые изобрели автомобили и другие машины, до сих пор не смогли придумать кружева, которые не кусаются. Хотя мою маму проблема кружев не беспокоит, нужно будет внимательно посмотреть на то, как реагируют на них другие леди, которые придут на прием сегодня вечером.
– Ты на удивление тихо ведешь себя, Теодосия, – заметил папа, прерывая мои размышления.
– На удивление тихо? – интересно, что он хочет этим сказать?
– Я думал, ты будешь без умолку трещать о приеме у лорда Чадли.
Сегодня мой первый выход на профессиональную сцену. И я собралась насладиться каждой секундой этого события. Я стану первой одиннадцатилетней девочкой, допущенной в этот замкнутый мир. А вдруг меня попросят сказать речь? Здорово будет, верно? Я выйду вперед, и все уставятся на меня – хранители музеев, и лорды, и сэры, и прочие известные люди – а затем я должна буду… что-то им сказать. Э, нет, пожалуй, это не такая уж заманчивая идея – выступить с речью.
– Она, скорее всего, очень нервничает, Алистер, – сказала мама, кладя на папину руку свою обтянутую перчаткой ладонь. – Каково такой маленькой девочке оказаться среди стольких высоких чиновников и других важных людей? Я бы тоже лишилась дара речи на ее месте.
Да. Я действительно чувствовала себя довольно неловко. И действительно нервничала больше обычного. Экипаж завернул за угол, и у меня похолодело все внутри.
Мы приехали к дому лорда Чадли на Мейфейр, огромному особняку из красного кирпича с белыми колоннами и зеркальными окнами. У дверей нас встретил дворецкий, который приветствовал, назвав папу по имени. Затем мы прошли внутрь и оказались среди огромной толпы одетых в вечерние платья женщин и мужчин во фраках. Полы в особняке были мраморными, холл украшали греческие колонны. Вообще холл в доме лорда Чадли очень смахивал на музей – здесь были греческие урны, бюст Юлия Цезаря и большой красочный герб. Неожиданно я даже обрадовалась своим кружевам – без них я здесь чувствовала бы себя раздетой догола.
Я вложила свои пальцы в мамину ладонь и прошептала.
– У лорда Чадли дом даже роскошнее, чем у бабушки.
– Смотри, как бы она тебя не услышала, – сказал папа.
– Как она может меня услышать? – хмыкнула я. – Она сейчас далеко отсюда.
Заметив выражение на папином лице, я нерешительно уточнила.
– Разве не так?
– Боюсь, что нет, – по тону папы я догадалась, что он не слишком этому рад. – Она принадлежит к тому же кругу, что и лорд Чадли.
Это была новость, грозившая испортить мне весь вечер. Может, кто-то подумает, что я преувеличиваю, но это лишь означает, что он не знаком с моей бабушкой.
Я принялась шарить глазами по толпе, высматривая бабушку. Если я сумею заметить ее первой, мне будет легче избежать встречи с ней.
«На самом деле не нужно бояться», – твердила я себе, когда мы втроем входили в огромный бальный зал. Я старалась делать все, чтобы никому не бросаться в глаза, и вообще вела себя как паинька. Сегодня даже бабушка, пожалуй, не нашла бы к чему придраться.
Она всегда настаивает на том, что детей в целом, и меня в частности, должно быть как можно меньше видно и еще меньше слышно. Одного того, что я вообще оказалась здесь, ей вполне будет достаточно, чтобы почувствовать себя до глубины души оскорбленной.
В зале негромко играла музыка, но никто не танцевал – все стояли, разговаривали и пили шампанское. Мы шли сквозь толпу гостей до тех пор, пока папа не увидел среди них смутно знакомого мне человека и не повел нас с мамой к нему.
Когда мы подошли к этому джентльмену, он наклонился вперед, дружески похлопал папу по спине и сказал:
