Горы не стадионы, где я
удовлетворяю свои амбиции, они — храмы, где я исповедую мою
религию.
Анатолий Букреев
Многие новички, которые никогда не
отважились бы вступить на мистический путь, не будь они уверены,
что их неизменно поддерживает и направляет умственная и мистическая
сила ламы, на самом деле все время опирались только на свои
собственные силы.
Александра Давид-Неэль. Посвящения
и посвященные в Тибете
Не всякий тот, кто с ледорубом, –
альпинист.
Лила Хрим. Жнецы кармы
«Раз, два, три, четыре. Раз, два,
три, сколько я тут уже? Тут? Где это тут? Где я? Где все? Что
случилось? Я умер? Если долго трубить в трубу, то кто-нибудь
обязательно услышит. Лама, лама [1]… Лама Гулу так сказал. А если
долго спать, то когда-нибудь обязательно проснешься. Но разве я
уснул? Что-то не припомню, чтобы ложился спать. Жесть, я точно
умер! Тяжело! Как же тяжело дышать! Раз – вдох, раз – выдох, два –
вдох, два – выдох. Так, ладно, хорошо, что я вообще дышу, а раз
дышу, то все-таки жив и это хорошие новости, ребята, но я похоронен
заживо – да, дела мои не очень. Почему здесь так жарко? И так
светло… Блин, что это? Свет в конце тоннеля? Я все-таки умер? Тёма,
Пашка, пацаны!» – Алексей Буреев резко вздохнул, вспомнив про
друзей, пошевелился и почувствовал, будто миллионы мелких иголок
пробиваются сквозь его онемевшую кожу, а сквозь ледяной свод над
ним пробивалось солнце. Будто Лёха оказался в суперсовременной и
супертесной подводной лодке, нет, скорее в стеклянном гробу, но
больше всего это было похоже на полупрозрачную капсулу для
путешествий в космосе или между мирами жизни после смерти тела.
Именно так лама Гулу и говорил:
«Если ты осознал себя в переходном состоянии от одной жизни к
другой, то помни – смерти нет, есть только твой страх повиснуть в
неизвестности. Но ты не будешь бояться, если точно узнаешь все
стадии перехода заранее». Лама рассказывал о путешествии по
пространству Бардо [2].
«Ты увидел свет, значит надо идти на
свет, – Алексей пробовал пошевелиться и не мог. – Слишком тяжело
для покойника, – подумал он. – Где обещанная легкость и умение
проходить сквозь стены?»
Глаза его заледенели и застыли,
глядя сухими склерами на бело-голубые стены капсулы. Воздух легко и
горячо заходил через воспаленную носоглотку, он не чувствовал тела,
но чувствовал его температуру и примерное пятно – очертание себя
самого, лежащего под снежным стогом.
«Лавина сошла, точно! Сколько его
надо мной? Может стог, а может сноп, – скакали мысли, надолго не
задерживаясь ни на чем. – А может я все-таки жив, – внезапно и
лихорадочно подумал Алексей. – Но если я жив, это плохо. Придется
выбираться отсюда и проходить через асфиксию и боль. И я не
выберусь. А все было так хорошо. Я почти умер».
Сердце аритмично стукнуло и снова
стало еле слышным. Лёха тихо вздохнул, улыбнулся, вновь ощущая
блаженство и невесомость, и с удовольствием и облегчением закрыл
глаза, будто держать их открытыми было изнуряющей и долгой
тренировкой, а теперь он наконец отдохнет.
И он бы действительно и очень скоро
умер, но чья-то невероятно сильная рука, будто с другой планеты,
пробила в капсуле брешь, и Алексею пришлось зажмуриться – сквозь
его заиндевевшие веки светило полуденное солнце, стоя ровно в
зените над остатками лавины, сошедшей на первый высотный лагерь
Эвереста с южной стороны 5-го мая 2019-го года в воскресенье, в
ноль часов пятнадцать минут по местному времени.
Рука разбивала капсулу и откидывала
снег, пока над Алексеем не образовалась внушительная дыра, и тогда
рука схватила его и вытащила наружу.
«Я ослепну, – подумал Лёха, не
замечая, что говорит это вслух. – А, глаза!» Он закрыл их рукавом,
совершив невероятное усилие воли, чтобы пошевелить левой рукой, и
потерял сознание.
