Приема в честь возвращения Руби Флетчер никто не устраивал.
Она явилась без предупреждения, застав нас врасплох.
Я не услышала, как хлопнула дверца машины, как повернулся ключ в замке, как распахнулась дверь. Слух уловил только шаги, знакомое шлепанье по дощатому полу. Я замерла у кухонного стола и крепче стиснула нож.
В голове промелькнула мысль: это явно не кошка.
Затаила дыхание, замерла, прислушалась. Какой-то шелест в коридоре, будто что-то тащат вдоль стены. Я отошла от стола, нож не выпустила, да еще и лезвием наружу его повернула…
И вот она, собственной персоной, у входа в мою кухню: Руби Флетчер.
Она воскликнула: «Сюрприз!» – и засмеялась, когда между нами сверкнул нож, который я от неожиданности выронила. Девушка пришла в восторг оттого, что я потеряла дар речи. Как будто непонятно, почему мы все начеку. Ведь каждый из нас боится, что кто-то проберется к нам в дом.
Кому знать, как не ей.
Мне хватило трех секунд, чтобы прийти в себя. Я прижала дрожащую руку к груди.
– Господи, – пробормотала я и наклонилась, чтобы поднять нож, пытаясь выиграть время. – Руби.
Она расплылась в улыбке.
– Харпер! – воскликнула она, подавшись вперед всем телом. Первое, что бросилось мне в глаза – туфли без каблуков в ее руках, будто она и правда хотела тайком пробраться в дом.
Второе, что я заметила: на ней та же одежда, в которой она была вчера на пресс-конференции. Черные брюки, белая блузка без рукавов с расстегнутой верхней пуговицей. Правда, сегодня на ней нет кофты. Русые волосы уложены так же, как вчера в телевизоре, только без начеса. С нашей последней встречи она подстригла их до плеч. Под глазами чуть расплылась косметика, на щеках румянец, уши порозовели от жары.
То есть за сутки она даже не переоделась.
В прихожей стояли ее вещи – вот что терлось о мою бежевую стену, – коричневый кожаный саквояж и почтовая сумка под пару. Глядя на официальный вид Руби, можно было подумать, что она собирается на работу.
– Где ты была? – спросила я, пока она клала туфли на пол. Ничего умнее не придумала. Видимо, привычка следить за тем, как Руби распоряжается временем, укоренилась очень глубоко.
Она откинула голову и засмеялась.
– Я тоже по тебе скучала, Харпер, – уйти от ответа вполне в ее стиле. Время близилось к полудню, а выглядела она так, будто еще не ложилась спать. Может быть, была у адвоката? Или ездила к отцу? Еще куда-то наведалась, прежде чем ехать сюда? Или в первые сутки на свободе оторвалась на полную катушку.
Наконец она подошла, чтобы обнять меня, как же без этого. Все происходило с какой-то задержкой, будто в балете. Ее походка тоже изменилась, движется спокойно, взвешенно. И выражение лица другое – внимательное, настороженное. Будто освоила или постигла что-то новое.
Она явно отличалась от Руби, которую я знала, все пропорции чуть сместились: похудела, стала более собранной, голубые глаза увеличились, во взгляде больше нет тумана. Кажется, по сравнению с прошлым разом, когда мы были рядом, даже подросла. А может, что-то случилось с моей памятью, она смягчила острые углы, сделала Руби более компактной и хрупкой, не согласилась принять выдвинутые против нее обвинения?
Или со мной сыграли шутку экран телевизора и фотографии в газетах, сделали ее двухмерной, заставили забыть, какая Руби Флетчер на самом деле.
