Конечно, отец бил меня, но лишь для того, чтобы наставить на путь истинный. Не понимаю, какое это имеет отношение к краху моего брака.
Макс
Макс, 38 лет, успешный хирург-ортопед, записался ко мне на прием, когда жена ушла от него после шести лет брака. Он отчаянно старался вернуть ее, но она сказала, что не станет даже думать об этом, пока он не обратится за помощью к специалисту и не научится контролировать себя. Ее пугали внезапные вспышки ярости Макса, и она устала от его безжалостной критики. Макс при этом признавал, что у него горячий нрав, что он, возможно, слишком придирчив, но уход жены невероятно шокировал его.
Я попросила Макса рассказать о себе и задавала наводящие вопросы по ходу беседы. Когда я спросила о родителях, он улыбнулся и нарисовал радужную картину, особенно это касалось его отца, знаменитого американского кардиолога:
Без него я никогда не стал бы врачом. Он замечательный человек! А пациенты вообще считают его святым.
Когда я спросила, какие у него сейчас отношения с отцом, Макс нервно рассмеялся:
Отличные были отношения… до тех пор, пока я не сообщил ему, что хотел бы заняться холистической медициной[1]. Он возмутился так, как будто я собираюсь стать убийцей. Я сказал ему об этом три месяца назад… и теперь каждый раз, когда мы разговариваем, он начинает кричать, что не для того отправлял меня на медицинский факультет, чтобы я в конце концов стал каким-то целителем. А вчера мы крупно поссорились. Он рассердился и заявил, что я могу попрощаться с родителями, я больше не член семьи! Это так больно. Не знаю. Может быть, идея с холизмом действительно не очень удачная…
Я заметила, что Макс нервно потирал руки, описывая отца, который, очевидно, не был таким уж святым, как пытался уверить меня пациент. Когда он понял, что я обратила на это внимание, то стал контролировать свои движения, соединив подушечки пальцев, – так часто делают преподаватели. Возможно, что он позаимствовал этот жест у отца.
Я спросила, всегда ли его отец вел себя как тиран. Он ответил:
Да нет, на самом деле нет. Иногда он кричал на меня, мог отшлепать, так ведь бывает со всеми детьми, разве нет? Но я бы не сказал, что он был тираном.
Что-то в его тоне, которым он произнес «мог отшлепать», невольное дрожание голоса заставило меня насторожиться. Я стала уточнять детали. Выяснилось, что отец Макса «мог отшлепать» его ремнем два-три раза в неделю! Поводом могло стать все что угодно, любая мелочь: резкое слово, плохие оценки или забытая «обязанность» уже были серьезным преступлением для наказания. Макс рассказал, что отец не очень беспокоился и о способе наказания – порол сына по спине, ногам и рукам, по ягодицам. Я спросила, насколько опасные травмы получал он от отца.
Макс: Он не бил меня до крови. Ничего особенного… со мной все было в порядке. Просто он наставлял меня на путь истинный, чтобы я рос послушным.
Сьюзан: Вы боялись его, верно?
Макс: Смертельно боялся, но ведь такие отношения и предполагаются между детьми и родителями, правда?
Сьюзан: Макс, вы хотели бы, чтобы ваши дети чувствовали к вам то же самое?
Макс избегал моего взгляда. Ему было очень неловко. Я подвинула стул ближе и мягко спросила:
Ваша жена – педиатр, как вы думаете, если бы у себя на приеме она увидела у ребенка те же следы, которые оставлял на вашем теле отец, разве она не должна была бы тут же сообщить об этом в полицию?
Ответ не понадобился. Глаза Макса наполнились слезами, он все понял и прошептал:
Простите, у меня ужасно скрутило живот.
