Теплая летняя ночь. Я под руку с
Филиппом. Мы почти подходим к моему дому. Свет не горит, и мне от
этого спокойнее.
— Похоже, скоро дождь начнётся, —
говорю я. — Ты успеешь добежать до дома?
Тут и правда в подтверждение моих
слов начинает греметь гром.
— Конечно, не переживай, — с улыбкой
отвечает мне Филипп.
А потом я чувствую, как он
приближается ко мне. Теплое дыхание на моей щеке... А дальше…
Звук шин.
Визг тормозов.
И меня отталкивают от Филиппа.
— Отошел от нее!
Я вижу Влада, злого, я бы даже
сказала — разъяренного. Он бросается на Филиппа, который хочет
что-то сказать, но не успевает, так как Влад вырубает его одним
ударом. Он слишком взбешен и хочет ударить его еще, но мне
становится страшно, что для Филиппа это окажется последним ударом.
Я бросаюсь на Влада, пытаясь остановить его. Но он как каменная
стена, которую просто так не сдвинуть.
— Влад! Успокойся! Ты его убьёшь! —
кричу я.
Оборачиваюсь — никого поблизости
нет. Мне никто не поможет.
— Пожалуйста… — уже плачу я.
Тут он наконец-то, как будто услышав
меня, оборачивается. Смотрит на меня зло. Его ярко-зеленые глаза
теперь как самая темная ночь. А рваная челка свисает, делая их еще
чернее. Он тяжело дышит, то и дело сжимая и разжимая кулаки, и
кое-где виднеются побитые костяшки. Он приближается ко мне, берет
за руку и тянет к себе. Второй рукой зарывается в мои волосы, тянет
мою голову так, чтобы я смотрела только на него. Глаза в глаза.
— У вас что-то было?!
Я молчу, не зная, что сказать.
— Отвечай! — требует.
— Нет! — выкрикиваю я.
— Хорошо… — прикрывает он глаза.
Но потом опять смотрит на меня. Я
чувствую, что хватка на моих волосах становится сильнее. Он
приближается к моему лицу, опаляя своим дыханием.
— Никогда. Никогда, слышишь, не смей
больше разговаривать с ним и подходить к нему! Я тебе не разрешаю!
Ты моя! Запомни это!
Ангелина
Сколько себя помню, я всегда была
рядом с ним. С первого класса, когда села на первую парту. Рядом,
недалеко, в поле его видимости. У меня было мало своего. Его
друзья, его жизнь и мои тренировки. Заниматься тем, что хочу, я
могла только по ночам. Не включая свет, под маленькой старой
лампой, я рисовала мир, свой мир. Свои мечты и желания. Ломая
черный грифель, а потом смотря на темные разводы, превращающиеся в
ярко-серое полотно. Как моя настоящая жизнь. Я как в зеркальном
лабиринте, но только в зеркалах отражаются те, кто не дает мне
свободу. Кто заслоняет свет. Хотя лучи все равно пробиваются между
ними и оседают где-то на полу, как пыль, а мне остаются только
крупицы.
— Вставай, а то опоздаешь! — говорит
громко Елена, стуча в мою дверь.
Я тут же открываю глаза, быстро
озираясь по сторонам. Вчера я так и уснула над альбомом и
карандашами. Мне было тяжело, и это был единственный способ снять
напряжение.
Я резко подскакиваю, начиная
собирать все, пока Елена не дай бог не вошла в комнату. Она хочет,
чтобы я занималась только фигурным катанием. Была лучшей. Чтобы все
восхищались мной. А я ненавижу его. Хочу сжечь свои коньки, а
иногда, смотря на блестящие лезвия и видя там свое отражение,
представляю, как они скользят не по льду, а по моей коже. Оставляя
кроваво-красные следы.
— Ну ты идёшь?! — входит Елена в мою
комнату. — Почему все еще в постели?!
Хорошо, что я успела спрятать свои
маленькие радости. Я не знаю, что бы сделала Елена, узнав о
них.
— Встаю, — только говорю я, опуская
взгляд и начиная вставать с кровати.
— Хочешь, чтобы тебя из универа
поперли?! Стать такой же пьяницей, как родители, и умереть
где-нибудь под забором?! — Елену теперь не остановить.
Иной раз мне хочется ответить, что
она не знает, кто был моими родителями. И не имеет права так
разговаривать со мной. Но знаю, что за этим последует еще большая
брань, а может, и сильная пощёчина, от которой темнеет в
глазах.
