– Алина Евгеньева, вашей маме нужно
дорогостоящее лечение, понимаете? И это нужно решать именно сейчас,
с каждым днем ей становится хуже. И если мы помедлим еще, то и оно
уже не спасёт, – говорит мне врач, сидящий напротив меня.
А я смотрю на него, но как будто
мимо. Вижу, как за окном ходят люди, о чём-то болтают и даже
спорят. У них вся жизнь впереди, они могут наслаждаться весенним
солнцем. А для моей мамы может наступить уже ранняя зима, если я не
найду в кратчайшие сроки деньги на ее лечение.
– Алина, вы меня слышите? – увидев,
что я не даю какого-то ответа, он решает спросить, слышу ли я его
вообще.
– Да, я вас поняла, Александр
Николаевич, – говорю я охрипшим голосом, начиная собирать бумаги со
стола.
Врач осознает, что от меня большего
не дождешься.
– Тогда буду ждать вашего
звонка,
Я наконец-то собираю все в папку и
встаю со стула.
– До свидания, – больше ничего не
говорю.
Выхожу. Хочется расплакаться. Ведь я
не могу помочь самому родному мне человеку, и от бессилия
опускаются руки. Ну где я возьму сейчас такую крупную сумму? Только
идти и продать квартиру. Но где тогда мы будем жить? Больше ничего
ценного у нас нет.
Я смотрю на коридор, там, в конце
него, сидят мама и сестра, ждут, что я узнала. Но ничего нового я
не узнала. Все так же упирается в деньги. Вся эта бесплатная
медицина – сущий бред. Чтобы жить, нужно платить. Я смахиваю две
слезинки, которые образовались на лице. И пытаюсь успокоиться, не
нужно расстраивать их, я что-нибудь придумаю, я должна. Чем ближе
подхожу, тем сильнее стараюсь быть беззаботнее и улыбаться. Хотя в
душе у меня полная противоположность.
– Ну что там, доченька, что он
сказал? – с беспокойством спрашивает мама, умоляюще смотря мне в
глаза. Смотрит своими глазами, полными боли от перенесенных
процедур. Я не могу сейчас сказать ей что-то плохое, только не
сейчас.
– Все стабильно, к сожалению, но он
говорит, что нужно еще одно лечение, но нужно время и ехать в
другую страну. У нас такого лечение нет, – отвечаю я.
– О господи, опять что-то проходить,
эти боли… я не выдержу, – она начинает всхлипывать. А мы с сестрой
успокаиваем маму.
– Все будет хорошо, мы с тобой.
Доктор говорит, там боли будет меньше, и результат гарантирован, –
говорю я, гладя ее по спине, прижимаясь.
– Уже не знаю, за что мне это... за
какие грехи… – тихо произносит она.
– Ни за какие, это просто твое
испытание, – отвечает сестра, обнимая ее. – И мы справимся. Все
вместе.
Да, мы справимся, должны. Нужно
просто найти деньги.
Мама немного успокаивается и смотрит
озабоченно на меня.
– Алин, тебе же на работу, иди, иди.
Ты только нас кормишь, не дай бог, выговор сделают.
Она права, если сейчас я не выйду,
то точно опоздаю. Я встаю и целую в щеку маму, постаревшую на много
лет за короткое время.
– Все будет хорошо. Мы справимся, –
тихо шепчу я.
– Конечно.
Иду. Не оборачиваюсь. Меня душат
слезы отчаяния. Моя любимая мамочка. Она всегда была такой сильной,
и сейчас я вижу, как за несколько месяцев мама ослабла, потеряла
веру и силы биться с этой проклятой болезнью.
Все началось три месяца назад, когда
мама упала без сознания на работе. Ее увезла скорая. После сдачи
нескольких анализов врач вынес нам приговор. Вторая стадия рака.
Лечение возможно. Но через несколько сеансов химиотерапии мы и
правда увидели улучшения, но потом все резко пошло на спад. Наши
врачи разводили руками, мол, все перепробовали. Больше сделать
ничего нельзя. И только Александр Николаевич дал нам надежду.
Лечение в Израиле, супер крутое, благодаря которому еще можно
спасти. Но этот шанс был очень дорогим.
Я шла по дороге от офиса, глотая
слезы. Сейчас мне не хотелось никого видеть. Но мама права: моя
работа кормит всю нашу семью, поэтому нужно идти.
