Теплая летняя ночь. Я под руку с Филиппом. Мы почти подходим к моему дому. Свет не горит, и мне от этого спокойнее.
– Похоже, скоро дождь начнётся, – говорю я. – Ты успеешь добежать до дома?
Тут и правда в подтверждение моих слов начинает греметь гром.
– Конечно, не переживай, – с улыбкой отвечает мне Филипп.
А потом я чувствую, как он приближается ко мне. Теплое дыхание на моей щеке… А дальше…
Звук шин.
Визг тормозов.
И меня отталкивают от Филиппа.
– Отошел от нее!
Я вижу Влада, злого, я бы даже сказала – разъяренного. Он бросается на Филиппа, который хочет что-то сказать, но не успевает, так как Влад вырубает его одним ударом. Он слишком взбешен и хочет ударить его еще, но мне становится страшно, что для Филиппа это окажется последним ударом. Я бросаюсь на Влада, пытаясь остановить его. Но он как каменная стена, которую просто так не сдвинуть.
– Влад! Успокойся! Ты его убьёшь! – кричу я.
Оборачиваюсь – никого поблизости нет. Мне никто не поможет.
– Пожалуйста… – уже плачу я.
Тут он наконец-то, как будто услышав меня, оборачивается. Смотрит на меня зло. Его ярко-зеленые глаза теперь как самая темная ночь. А рваная челка свисает, делая их еще чернее. Он тяжело дышит, то и дело сжимая и разжимая кулаки, и кое-где виднеются побитые костяшки. Он приближается ко мне, берет за руку и тянет к себе. Второй рукой зарывается в мои волосы, тянет мою голову так, чтобы я смотрела только на него. Глаза в глаза.
– У вас что-то было?!
Я молчу, не зная, что сказать.
– Отвечай! – требует.
– Нет! – выкрикиваю я.
– Хорошо… – прикрывает он глаза.
Но потом опять смотрит на меня. Я чувствую, что хватка на моих волосах становится сильнее. Он приближается к моему лицу, опаляя своим дыханием.
– Никогда. Никогда, слышишь, не смей больше разговаривать с ним и подходить к нему! Я тебе не разрешаю! Ты моя! Запомни это!
Цикл «Отец и сын» выглядит так:
Самостоятельная история, но многое про Влад узнаете там из его детства. Особенно его понимание «любовь»
Ангелина
Сколько себя помню, я всегда была рядом с ним. С первого класса, когда села на первую парту. Рядом, недалеко, в поле его видимости. У меня было мало своего. Его друзья, его жизнь и мои тренировки. Заниматься тем, что хочу, я могла только по ночам. Не включая свет, под маленькой старой лампой, я рисовала мир, свой мир. Свои мечты и желания. Ломая черный грифель, а потом смотря на темные разводы, превращающиеся в ярко-серое полотно. Как моя настоящая жизнь. Я как в зеркальном лабиринте, но только в зеркалах отражаются те, кто не дает мне свободу. Кто заслоняет свет. Хотя лучи все равно пробиваются между ними и оседают где-то на полу, как пыль, а мне остаются только крупицы.
– Вставай, а то опоздаешь! – говорит громко Елена, стуча в мою дверь.
Я тут же открываю глаза, быстро озираясь по сторонам. Вчера я так и уснула над альбомом и карандашами. Мне было тяжело, и это был единственный способ снять напряжение.
Я резко подскакиваю, начиная собирать все, пока Елена не дай бог не вошла в комнату. Она хочет, чтобы я занималась только фигурным катанием. Была лучшей. Чтобы все восхищались мной. А я ненавижу его. Хочу сжечь свои коньки, а иногда, смотря на блестящие лезвия и видя там свое отражение, представляю, как они скользят не по льду, а по моей коже. Оставляя кроваво-красные следы.
– Ну ты идёшь?! – входит Елена в мою комнату. – Почему все еще в постели?!
Хорошо, что я успела спрятать свои маленькие радости. Я не знаю, что бы сделала Елена, узнав о них.
– Встаю, – только говорю я, опуская взгляд и начиная вставать с кровати.
– Хочешь, чтобы тебя из универа поперли?! Стать такой же пьяницей, как родители, и умереть где-нибудь под забором?! – Елену теперь не остановить.
