© А. Югович, 2022
© В. Соколов, перевод на русский язык, 2022
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2022
Дизайн обложки И. Н. Граве
Перевод этой книги опубликован при содействии Министерства культуры и информации Республики Сербия
* * *
Тоска, ж, стесненье духа, томленье души, мучительная грусть; душевная тревога, беспокойство, боязнь, горе, печаль, нойка сердца, скорбь.
В. И. Даль «Толковый словарь живого великорусского языка»
Как называет жизнь моя
Все это сном? Иль наша слава
На сон похожа до того,
Что мы действительную славу
Считаем ложью и обманом,
А славу, созданную грезой,
Считаем истиной?
Педро Кальдерон де ла Барка «Жизнь есть сон»
(перевод Д. К. Петрова)
* * *
После того как стихли ветра страсти и раскаянья, неожиданно возникшая ложная уверенность в том, что всегда можно начать сначала, всерьез обеспокоенный стремлением оправдаться перед собой, я пишу эту исповедь том безумии, которое обойдется мне дороже, чем может и должна стоить жизнь. Если счесть, сколько раз я раскаялся в грехах прежних жизней, тогда, пожалуй, равных мне грешников невозможно будет сыскать. И писать буду подробно, но искренно, как мне совесть велит, чтобы выдавить, изгнать чудовище из своей груди. Уродливое, изодранное, непрерывно растущее.
Позволяю ногам нести меня не знамо куда. Как будто следую вслед за ними. Шаг за шагом, в бесконечность, по улице, единственному моему убежищу. Одинок я, но не могу пребывать в одиночестве. Живу среди людей, но ненавижу человечество.
Ничто не может успокоить меня, кроме бесцельного блуждания во мраке в сопровождении собственной тени, давно раздавленной на дороге, на перекрестке, утонувшей в реке, но она и мертвая меня не покидает. Словно вампир, стремится впиться в грудную клетку, разбудить чудище, что сдавливает легкие и бьет по сердцу.
И так вот с ужасом встречаю каждое новое утро.
Незаслуженное преимущество, данное мне рождением, я тратил в гимназии, а потом, ничуть не сожалея, окончательно израсходовал его по кабакам и подвалам, неутомимыми ночами, декламируя с несколькими друзьями лучшие стихи своей юности.
Это хроника неупорядоченного времени, смешавшая годы и события, и потому в собственной несобранности я слагаю ее в новом беспорядке.
Никто и Ничто
1.
Я был бесконечно опечален, когда двадцать лет спустя захотел услышать то, что давно должен был узнать от нее.
Не пристало женщине обнажать душу. Но я увидел ее. Она не скрыла даже неудовлетворенности своей жизнью, хотя не произнесла ни слова на эту тему. Об этом ненавязчиво свидетельствовало что угодно, все, что не требует объяснения и говорит само за себя. Это выдавал взгляд, мимика, манера держать бокал или запускать пальцы в длинные волосы.
Надев улыбку, но жалея себя, она не пыталась скрыть восторг от встречи со мной, хотя мы и были не одни. Окружение ее не интересовало, а может, она хотела подтвердить то, что всем было давно известно – мы принадлежим друг другу. Даже такие – сломанные, потрепанные, обожженные, осознавшие, что даже предчувствие прекрасного приходит не ярким, но темным, непрозрачным. Я оставался утехой гимназических дней, унесенной в неизвестность, совсем не в то будущее, которое мы, каждый по своему, представляли. Я, который видит его лучше других, словно приросший к прошлому и будущему одновременно.
Я взглянул на приятеля, который уговорил меня прийти, и он понурил голову. Он долго убеждал меня в том, что наша компания, которую я, лучший из них, оставил, сможет вернуть мне радость жизни.
Я больше не могу быть ни наивным, ни свободным. Я стыжусь утонченных комплиментов, которые этой ночью отпускают мне, прежнему, или другому, разругавшемуся с нынешним «я». Подумал, что невозможно более ловко сносить банкротство, убежден, что все отчетливо видят его каким-то дьявольским взглядом, позволяющим читать мысли и мое беспокойство. Похоже, жалеют меня, а я не хочу этого. Я сохранил ровно столько достоинства, чтобы не позволить жалеть себя.
