Мы бежали по лугу, шутили и хохотали. Вскоре мне перестало так казаться. Я подхихикнула, Алина сказала, что это у меня нервное. Она попросила открыть глаза и вернуться в реальность – вот от кого этой фразы точно нельзя было ожидать. Я даже не помню, над чем я смеялась. Наверное, это стресс, давящая сверху плита, будто я потерялась в темном больничном коридоре без фонарика. А всюду бегают монстры. Как в том фильме, да.
Поздно вечером мы с Алиной покидали все свои помады в сумки и поехали к ее другу. Она мне утверждала, что у него можно хорошо расслабиться, а именно это мне сейчас было необходимо. Вибрирующие светом киоски, прибедняющиеся в свете больших магазинов, раздутых чувством собственной важности, улыбающаяся бледно-желтым грязь и фонари-космонавты – все улетело мимо трамвайных окон по своим овечьим делам. Странно было сознавать, что завтра у меня своих овечьих дел не будет. У всех они есть, а у меня уже нет. С этими мыслями, восторгаясь чувством своей никчемности, я все сильнее царапала свои руки, пока Алина не хлопнула меня по ладоням. Сестра сказала, что мы едем в никуда и выглядеть должны подобающе. На мой вопрос: «Как именно?» оскалилась тишина.
Друг Алины жил в низине города, в дачном поселке около трассы. Это место было замороженным, как она рассказывала. Там никогда ничего не случалось, даже простой соседской ругани слышно не было. Среди мировой усталости здешние люди были норвежцами. Или просто замкнутыми в своих делах настолько, что не было ни сил, ни времени гадить другим.
Сестра повторила мне его имя раза четыре точно, но запомнила я его, когда он вышел нас встречать, прошлепал в зеленых сланцах по первобытной грязи: Володя. Он причмокнул и улыбнулся. У Володи передние зубы были с гнильцой. Пока мы пробирались по узкой тропинке к дому, я шепнула Алине, что мы тут не позднее двенадцати. Она лишь кивнула, а это значило, что мы тут, пока Алина не захочет домой. «Я устала», – сказала я. Алине все равно. Алине безразлично. Алине по фигу. «Воздух у вас чистый, несмотря на то, что трасса рядом», – обратилась я к Володе. Он причмокнул и улыбнулся. Мне пришлось тоже губы кривить.
Мои ожидания кошмара не оправдались. Комната в доме была неестественная, но аккуратная. На половом коврике зеленой гуашью – SMOKE. То же слово было написано и на стене напротив входной двери. Мы с Алиной разулись и надели зеленые пляжные сланцы, они были из некомфортных, пластмасска посередине натирала между большим пальцем ноги и указательным. Я подумала, что нельзя покупать такие сланцы, когда едешь на море. Эта пластмасска будет втирать тебе мысли о неудобствах, оставленных где-то в холодной Рашке.
Эта пластмасска. Эта пластмасска была зеленой. Мне импонировал зеленый. А в комнате было много зеленых вещей. Длинношерстный ковер, ниточки из которого кошка старательно выдирала и учила этому двух пушистых комочков. Сестра даже взвизгнула от прилива милоты, когда увидела бесящихся котят. Диван был с зеленой жженой обивкой. На пододвинутом к столу кресле лежало зеленое полотенце. Оно несло крест быть подстилкой под пятую точку.
Меня удивило, что на стене рядом со словом SMOKE были прикреплены зеленые пластиковые тарелки. Они висели в три ряда, по пять в каждом. Некоторые чистые, а на остальных были нарисованы черным маркером обычные вертикальные палочки, будто хозяин дома вел счет. Может, баб считал. Или выигрыши в ка-эс.
