Апрель – не самое лучшее время для отдыха на черноморском пляже, но Владимир не замечал удивлённых взоров прохожих, зябко кутающихся в плащи, и наслаждался подаренным ему нежданно-негаданно теплом. Он сам не мог понять толком, как здесь оказался. Последние дни Волков будто и не принадлежал себе вовсе. После той злосчастной находки жизнь закрутилась в бешеной свистопляске, словно снежный ураган теперь ворвался ещё и в личную жизнь. Но, как часто случается во время бури, внезапно наступил штиль, резкий и потому пока плохо осознаваемый.
В Гаграх в это время года нередки дожди, да и тёмное со стальным отливом море, не прогретое ещё нежными весенними лучами, не вызывает особого желания купаться… Но Володе было удивительно хорошо. Он грелся! Грелся, как промёрзший кот на солнцепёке, потихоньку распуская привычно скованные холодом мышцы. Волков чувствовал, как расслабляется его тело, поверившее, что пришёл конец сорокаградусным морозам и внезапным ураганам, колючим снегу, словно наждаком сдирающему кожу с неосторожно открывшегося лица; что радостное солнце будет высоко стоять в небе, а не робко выглядывать из-за горизонта. Сейчас на каменистом пляже, царили покой и безмятежность, исчезнувшие из лексикона в эти последние, напряжённые дни. Здесь даже тишина другая! Там царило суровое беззвучие, нарушаемое лишь треском ломающегося пакового льда или тоскливым завыванием вьюги, а здесь тишь была нежной, убаюкивающей и даже шелест волн по мокрой гальке казался её ненавязчивой аранжировкой… Веки непроизвольно закрылись, и Володя снова очутился в белой пустыне, где всюду, куда хватает глаз, серое, свинцовое небо, ледяные торосы и вездесущий снег. Нарушает эту бесконечную, снежную скатерть только одна чёрная точка. Она становится всё ближе, растёт прямо на глазах, и вот возникает он – чёрный шестиугольник… Волков очнулся от дрёмы.
Что это? Откуда? Вопросы, вопросы… Вопросы, на которые он так и не успел найти ответа там, потому что его срочно, спецрейсом, отправили на «большую землю». Владимир должен быть лететь в Москву, а прилетел почему-то в Гагры. Видимо, что-то изменилось у начальства, пока он клевал носом под монотонный рокот моторов… Хотя, может, всё гораздо проще – правая рука, как повелось, не знает, что делает левая. Ну и чёрт с ними, с политиками. Только досада саднила песчинкой в глазу, что его прервали на самом интересном месте, когда казалось, ещё пара экспериментов – и всё станет ясно. Как в детстве, когда бабушка перед сном с неуклонной твёрдостью отнимала книжку, а он даже не успевал запомнить страничку.
От неприятных мыслей Волкова отвлёк звук со стороны. Он оглянулся. Неподалёку, на скамейке под раскидистой старой волосатой пальмой, сидела девушка и сердито встряхивала старенький транзисторный приёмник.
– Откуда у вас такое чудо? – заинтересовался Володя.
– Дедушкин… Уже лет восемьдесят ему, а всё работает. Вернее, работал. Вот, несу в мастерскую, может, починят.
– В наше время? Сильно сомневаюсь. Уже и завода-то самого нет. И запчастей-то таких не найти.
– Думаете?
– Уверен. Да и ремонт в копеечку выльется. Дешевле новый купить.
– Да я бы рада, но отец попросил. Память о дедушке, понимаете?
– Ну, если память… Давайте посмотрим. – Волков решительно взял в руки приёмник.
– А вы умеете?
– Да, немного. «Спидола». Реликвия в наши дни. Давненько я тебя в руках не держал. У вас случайно отвёртки не найдётся?
– Вы серьёзно?
Волков оторвал взгляд от приёмника. Перед ним сидела девушка с каштановыми локонами, с голубыми безднами глаз, в которых можно было утонуть без малейшей надежды на спасение.
