Тревожные происшествия в Дэйле

Tho' much is taken, much abides; and tho'

We are not now that strength

Which in old days moved earth and heaven,

That which we are, we are.

AlfredTennyson

Лизель знала, что асари живут гораздо дольше людей: мать объяснила ей это еще в детстве. Связав свою жизнь с человеком, будь то любовник или просто друг, любая асари обречена наблюдать, как ее избранник стареет, и читать в его глазах зависть к ее неувядающей красоте. Это требует большого мужества – или большого равнодушия. Именно от равнодушия девушку больше всего предостерегала мать.

По правде говоря, матери у Лизель было две; и одна из них – чистокровная асари. Не такая уж редкость в большом мире, но здесь, в периферийном городке, такая семья была в диковинку. Лизель всегда чувствовала, что она «не как все».

Ее вторая мать была самым обычным человеком. Дочери передались некоторые ее черты: прямой нос, острые скулы, властный взгляд, – но они сглаживались более мягкими и женственными чертами матери-асари. В результате Лизель получилась красавицей. Она довольно рано это поняла.

Вообще говоря, матерью девочка привыкла называть именно ту женщину, которая действительно ее родила. Другую она чаще называла просто по имени – Джейн. Но любила их одинаково.

С годами Лизель наблюдала, как вокруг глаз Джейн появляются морщинки, а черные волосы мало-помалу седеют на висках. Глядя на старые снимки, где счастливая молодая женщина держит свою новорожденную дочку на руках, она не могла не поражаться произошедшим переменам. Между тем ее «истинная» мать, Тейя, не изменилась совершенно, и с каждым годом эта пропасть становилась все шире. Это было логично – и в то же время абсурдно.

Были времена, когда Лизель кидалась Джейн на шею со слезами, обнимала ее, умоляла, даже запрещала стареть. Женщина успокаивала ее как могла, объясняя, что это совсем не важно, а важно лишь то, что происходит здесь и сейчас. «Вообще-то, я умру не так уж скоро, – говорила она строго. – Я еще успею тебе надоесть. А теперь – иди и делай уроки».

Постепенно Лизель свыклась с мыслью, что ей, как и всем, суждено будет терять своих близких. И все же это никак не подготовило ее к тому, что произошло.

*      *       *

Полиция нашла тело через два дня после исчезновения Руперта. Его бросили у обочины междугородней трассы, словно ненужную вещь. Карманы были вывернуты наизнанку, все хоть сколько-нибудь ценное пропало. В груди – две раны, горло перерезано. Сама Лизель не видела этих ужасов: когда ее пригласили на опознание, тело было укрыто по самый подбородок, так что на обозрении оставалось только бледное, с обострившимися чертами, лицо.

В Дейле отродясь не слыхивали о подобной жестокости. Да, наверное, в мире еще оставались места, где убивали за деньги, но здесь, в их родном городе? Немыслимо! Когда майор Пресли, шеф полиции Дейла, давал интервью местным телеканалам, он был мрачен как грозовая туча.

«Кем бы ни был преступник, он предстанет перед правосудием, – пообещал Пресли. – Это либо самый низкий и подлый человек из всех, кого мне доводилось встречать, либо сумасшедший. В любом случае он должен понести наказание. Мы скорбим вместе с родными и близкими Руперта и не остановимся, пока не найдем его убийцу».

Родители парня, совсем недавно отпраздновавшего свой семнадцатый день рождения, пребывали в шоке. Лизель с друзьями навещала их после происшествия, но толком не знала, о чем говорить. Встречи проходили по большей части в тягостном молчании: и отец, и мать смотрели куда-то в сторону невидящим взглядом, иногда держась за руки, а иногда, наоборот, отсаживаясь друг от друга как можно дальше, и изредка спохватывались, чтобы предложить чаю, извиниться за негостеприимность или поговорить о погоде. Если в беседе хоть что-то напоминало о Руперте: учеба, прогулки по реке или спортивные игры, – мать заходилась слезами и уходила наверх. Все старались помочь как могли; хотя чем тут поможешь?