Солнечный лучик настойчиво светил в правый глаз. Сон не отпускал, хотя недоумение нарастало. Почему-то страшно затекла шея, болела неестественно вывернутая голова, а под щекой лежало и давило что-то твердое, уходившее за ухо и выше. Интересно, куда подевалась любимая анатомическая подушка, которая, судя по рекламе, должна дарить приятный отдых?
Под уставшим даже после сна телом была не привычная кровать, а целая россыпь мелких камешков, и каждый камешек вонзался в плоть. Было ощущение, что накануне били, причем долго, больно и с извращениями.
Левая рука остро и странно саднила, как будто натертая до кровавых ран. Стоило чуть шевельнуться, и спина отозвалась тысячью болезненных уколов. Ноги ныли, как после длительного похода.
Давненько ничего похожего не было. Пожалуй, только один раз нечто подобное испытывал. Давно, еще в первые дни службы в армии, когда ребята с Кавказа решили устроить новичкам проверку на прочность. Сейчас даже похуже будет. Что случилось-то? Придется открывать глаза.
– Подъем, скоты! Подъем, живо! Пошевеливайтесь, бездельники!
Сразу зло и глухо залаяли собаки.
Что за…
На редкость суетливый день подходил к концу. Ответственный дежурный районного отделения полиции лейтенант Миша Белов обреченно вздохнул, когда входная дверь распахнулась, запуская дежурный наряд и нового претендента на нары в «обезьяннике».
Темнокожий, с густой шапкой кучерявых волос, молодой мужчина довольно чисто пел про то, что камыш шумел, а деревья гнулись. Кто это, понять было не сложно. В местном автодорожном институте было всего семь студентов из африканских стран, но они регулярно попадали в разные истории, и в отделении полиции уже не раз отмечались. Дело заканчивалось тем, что из деканата приезжал кто-то ответственный и забирал набедокурившего студента.
Пока ребята из дежурного наряда с шутками и прибаутками запихивали за решетку вырывающегося на свободу посланца африканской страны, Миша обреченно открыл Книгу учета задержанных лиц, которую только что захлопнул в надежде, что смена завершена.
Слух уловил деловитый стук каблучков дамских туфель. Этот стук Миша узнавал среди десятков других. Только эксперт Лизонька Чернова, недавно переведенная в их отделение, так мелодично выстукивала информацию о том, что она идет! Она, Елизавета Чернова, шествует домой!
Краем глаза Миша уже видел, как она спустилась по лестнице, остановилась что-то сказать уборщице тете Оле, кивнула ребятам из наряда. Все, сейчас уйдет.
Сердце эвакуировалось куда-то в район горла. Лизонька чуть замедлила шаг, кивнула ему, бросила чуть хрипловатым голосом: «Пока, Белов», и пошла к двери, покачивая бедрами таких соблазнительных форм, которыми художник Борис Кустодиев наделял на картинах своих любезных купчих. Только на Лизоньке эти самые бедра были обольстительно упакованы в ладную офицерскую форму.
Словно специально, чтобы Лизонька постояла рядом хоть еще чуть-чуть, в отворившуюся дверь ввалился сменщик Миши Алеша Воеводин и заговорил о чем-то с Лизой, довольно гогоча.
А она стояла такая… статная, такая… ладная! По плечам форменного кителя рассыпался ворох мелких темных кудряшек. Когда Лизонька повернулась чуть в профиль, Миша увидел тугую румяную пухлую щечку с аккуратной ямочкой и четко очерченные изящные губы, которые словно просили, чтобы Миша их целовал.
Нет, конечно, нет. Никто Мишу об этом не просил. На этой крамольной мысли Миша очнулся и понял, что, как всегда, слишком размечтался. Где она – красавица и умница Лиза Чернова, рост сто восемьдесят, размер одежды пятьдесят два (как доложил всем мужчинам отделения начсклад Семеныч), а где он – невезучий вечный лейтенант Миша Белов, рост сто семьдесят девять, размер одежды сорок восемь, размер ноги сорок.
