Кто я?
Из беспамятства невозможно вынырнуть разом. Тусклая свеча сознания разгорается неохотно, мир раскатывается хрупкими фрагментами, словно старинная бумажная карта из древнего свитка, и будто слышно со стороны как маленькие шестеренки со скрипом раскручиваются в мозгу, как разносятся эхом осторожные шаги заплутавшего в реальности разума. Тычется по сторонам, цепляется за что-то, едва отраженное в памяти, липнет, принюхивается к следам.
Что это такое висит перед носом? Слюна с кровавыми пузырями? Тянется дрожащей ниткой, обрывается, беззвучно ударяется о приборную панель. Беспокойно мерцающие огоньки и противный, зудкий писк аварийной сигнализации. Все это непременно должно что-то значить, должны были научить. А удобно ли вот так висеть кулем на ремнях и заливать слюнями приборку?
Машинально ударил по кнопке, – объятия ремней разомкнулись, отпустили тело. Панель ринулась навстречу, пилот с грохотом упал на ряды кнопок и циферблатов, перевалился кубарем к самой прицельной рамке…
Боль. Пока еще такие же лампочки и сигналы, рекомендующие притихнуть, поберечься. Он послушно замер и обнаружил, что вот так лежать гораздо проще, уютнее: свернувшись калачиком, ручки-ножки подобрав к животу. Главное – ни о чем совсем не думать. Ни кто, ни где, ни зачем… И ни в коем случае не шевелиться, иначе новая волна боли раскатится по телу, накроет с головой, шуганет сознание и вновь окунет тогда в горячую ватную пустоту небытия. А вот оно, небытие, в сантиметрах от глаз клубится за лобовым стеклом. Плывет, как и положено ему плыть, от носа к корме и ничего больше привычного и приличного в нём нет. Хорошо разве, когда пилоту штурмовика не видно ничего? Ни ангара, ни звезд, ни Земли, ни Луны? Вредитель-диверсант гадостью какой-то колпак замазал, не иначе…
Мысли расползаются, словно трещины по стеклу, пока не лопнет все разом, не прорвется кошмар. Влепит реальность плотную бодрящую пощечину и выбросит из обморочной полудремы с холодным оглушительным звоном, и заставит думать и действовать.
Так…
Целостность и герметичность кабины не нарушены.
Основного питания нет, объем аварийного не известен.
Сориентироваться по приборам невозможно.
Сориентироваться визуально невозможно.
Постоянная сила тяжести есть.
Положение корпуса корабля стабильно.
В гравитационном поле корабль ориентирован «кормой вверх».
Пилот жив, в сознании. Состояние неизвестно.
Что еще???
Все, больше данных нет.
Что там, снаружи? Да черт его знает. Но что бы ни было – хорошего не жди. Поживем, – увидим. Это если поживем.
Стискивает зубы до сыпучего хруста, рвется, трепыхается в тесной кабине, продирается в корму к спасительному люку. Спасет ли? Люк внутрь откидывается, так что надежда есть. Добраться только осталось.
Какая скотина этот лаз проектировала? Почему же неловко так? Совсем не за что ослабевшим рукам хвататься. Рвутся связки кабелей, маслопроводы с креплений отскакивают, скользят в руках, голосит на все лады агонизирующий корабль.
Вверх! Пара метров всего осталось! Жарко. Обжигающе горячо. Не терпят руки пекла погибшего двигателя, догорающего за тонкой переборкой. Копоть замкнувшей проводки грудь каверкает, слезы глаза заливают…
Ну, вот он, люк. Теперь только закрепиться хоть как-то осталось, а запоры и на ощупь открыть можно. И тогда уж ясно станет, что там снаружи… Всего на секунду замешкался в нерешительности: а вдруг смерть прямо за стальным кругляшом притаилась?
Бьет люк наотмашь по скуле, врывается внутрь вязкая вонючая жижа, наваливается на грудь, хочет похоронить совсем под собой, в себе. Стонут сухожилия в пальцах, расползается натянутая кожа, судорожно пляшут ноги на хлипкой опоре. И вдруг кончается натиск внезапно… и снизу, из уже залитой жижей кабины, словно гигантский слизень выползает пузырь воздуха. И толкается в узком лазе, пытается опередить, оттеснить, вырваться наружу. Ну уж нет! Пилот тоже не желает в железном гробу оставаться! Он тоже вырвется, протиснется, ускользнет. Последним усилием вытолкнет себя из люка, успеет еще отхватить от пузыря вздох. Не прощает пузырь жадности, уплывает. Хотел его догнать, оттолкнувшись ногой от края люка…
