Сегодня, Рахметов, обязательно, должен был придти, на уборку аудитории, в школе. Его попросила, об этом классный руководитель.
Когда он вышел на улицу, там текли ручьи. Наверно была весна. Чистая вода заливала окна цокольного этажа, в его доме, но в подвальной конторе горел свет и, там, ходили люди. Когда он оказался на Типографской, воздух там был прозрачен, словно в октябре. Здесь, он понял, что не помнит, как зовут, его классную, и решил вернуться домой, чтобы спросить у матери.
– Мама будет недовольна. – Подумал Рахметов и проснулся.
Не совсем, проснулся. Просто в голове загорелся свет, и стало ясно, что это был сон. Школу он, ведь, давно закончил.
Приоткрыв глаза, Рахметов понял, что свет не, у него, в голове, а льется из окошка, слева, от того места, где он лежит. Лежать было жестко. По всем ощущениям он лежал на голых досках. Было очень странно, что он вырубился прямо на полу, не добравшись до дивана. К тому, же пол был, какой то странный. Не ламинат, а дощатый, с непонятным, высоко поднятым плинтусом, на котором покоилась голова Рахметова.
Нужно было оценить окружающую обстановку.
Для начала, он решился приоткрыть один глаз. Приоткрыв один, он приоткрыл и второй, а потом широко распахнул оба.
– Всё, приехали. – Сказал он вслух, и его голова отозвалась на звук собственного голоса тяжелым гулом.
Большую часть помещения, в котором он находился, занимал широкий дощатый лежак казенного образца, протянувшийся от стены с железной дверью, до стены с, высоко поднятым, зарешеченным оконным проемом.
– Приплыли. – Подумал, про себя, Рахметов, не решаясь больше говорить вслух.
Напротив нар, к стене сиротливо прилепился умывальник, а рядом с ним, на высоком постаменте гордо возвышался унитаз, судя по его виду, многое повидавший на своем веку.
Наличие, в помещении санузла, говорило, что это не ГОМ.
– Главное, что это – не СИЗО. – Успокоил он самого себя. – Там кровати, а тут нары. Это – содержатель! Ура! Впрочем, какое, здесь – «ура». Опять – чертовы, сутки…
На работе, бригадир, только, крутил головой, когда Рахметов принес, третью справку:
– Не пойму, я тебя, Сергей! Мы, тут, все – не ангелы. Но мы – люди женатые. Нам, сам бог велел, время от времени, на принудительных работах, расшатанные, семейной жизнью, нервы успокаивать. Но, как ты, залетать, умудряешься? Объясни?! У меня, в голове, не укладывается! Парень, ты – малопьющий. Больше – по бабам! Скажи, как?!
– Стечение обстоятельств. – Уклонился, тогда, Рахметов.
Что произошло, сейчас, он не мог объяснить, даже самому, себе.
Напрасно, ломая, гудящую, голову, Рахметов, стал расхаживать, по камере.
Когда за дверью в коридоре, раздался гул голосов, кашель и шарканье ног, он, уже, почти, смирился с ситуацией, но все равно, не мог взять в толк, за что его упаковали.
В замке, заскрежетал ключ. Дверь с грозным скрежетом приоткрылась и, в «хату», с веселым гомоном, протиснулась череда, давно не бритых, нетвердо стоящих на ногах, мужчин.
– Шевелитесь! – Подгонял их, поигрывая ключами, невидимый конвоир, в коридоре.
Когда дверь закрылась, один из вошедших, прищурив глаз, вгляделся в Рахметова и радостно заорал:
– Рахмет!
– Тихо, там! – Незлобно прикрикнул конвоир за дверью и, судя по звону ключей, отправился восвояси.
– Мужики, это – Рахмет! Светский парень! Мы с ним не один срок мотали! – Снизив тон, тряс руку, Рахметову, бойкий мужичонка, в заскорузлом, от фруктового сока, джинсовом костюме.
Мужичонку, Рахметов знал. При рождении, того нарекли Валерой, а по жизни величали Румыном, за цыганскую чернявость и неунывающий характер.
