Несчастье и горе обрушиваются на человека, как внезапная буря, и поражают его в самое сердце, оставляя в душе глубокую зарубину на всю жизнь.
Александр Семёнович Ёргольский, помещик средней руки пятидесяти двух лет от роду, жил как Бог на душу положит. Дослужившись до поручика и выйдя в отставку, обзавёлся семьёй, заимел детей, и немало, к которым особой тяги не испытывал, предпочитая большую часть времени проводить на охоте или у своих друзей. Хозяйством руководить, как он выражался, ему было несподручно, поручил управляющему, который его нещадно обкрадывал. Все имения его были заложены. Иногда Ёргольский словно просыпался, замечал, как жена Анна Николаевна, воспитывая шестерых детей, бьётся словно рыба об лёд, сводя концы с концами. Тогда хозяин дома снимал свой любимый халат или охотничий костюм и, облачась во фрак, ехал в заёмный банк или к богатым родственникам, чтобы в очередной раз занять денег, убеждая, что скоро получит причитающиеся ему проценты и всё вернёт сполна. Внешностью он обладал импозантной: стройный, высокого роста; в чёрных, с вороным отливом, волосах не было ни одной седой пряди. Был обаятельным и насмешливым, но стоило кому-либо съязвить в его адрес, как его оливковые глаза пронзали обидчика, и он становился неуправляемым.
Беда обрушивается внезапно. Его жена часто испытывала недомогание, но внимание этому не уделяла, да и муж не хотел замечать её хворей, называя это блаженными нежностями. И когда она вдруг слегла, просто уехал на охоту. Прискакавший через два дня камердинер сообщил барину, что его жена Анна Николаевна волей Божьей помре.
– Чего мелешь, дурак! – вскричал ошеломлённый Ёргольский.
– Истинный крест, барин, – повторил мужик. – Наш батюшка, отец Иоанн, отходную читает.
Уразумев, вскочил на коня и понёсся вскачь. Старшая дочь Елизавета увидала в окно из спальни матери, как к дому подскакал отец, в лице которого не заметила ни грана переживаний. Оно было равнодушно. Войдя в спальню и увидев сгрудившихся у ложа матери детей, картинно припал на колено и хотел всплакнуть.
– Папаша, прекратите балаган, вы не на ярмарке, – сурово взглянув на него, властно произнесла старшая дочь Елизавета.
Вскочив словно ужаленный и пронзив её испепеляющим взглядом, выскочил из спальни. Встретив сестру Татьяну Семёновну, бросил, словно отрезал:
– Девок – забирай, особенно Лизку, много себе позволяет!
– Остынь, Александр, пойми её состояние.
– А почему никто не желает понять меня? Разве мне сейчас легко?
– Ты, Александр, опять о себе, а каково детям остаться без матери!
– Я и говорю, с ребятами уживусь, а девок забирай, очень самостоятельные.
– Я, Александр, тоже не так богата, чтобы воспитывать двух девочек!
