Микка Кутасов спустился с четвертого этажа на третий в совершенной растерянности. Куратор вскользь упоминал о собеседовании в агентстве, но без подробностей: сказал, что эта процедура нужна только для проформы: место, где он будет проходить исправительные работы, уже определено и ни о чем лишнем ему думать не надо. А что нужно – это присматриваться к местному контингенту и перенимать их коммуникативные приемы, а значит: поначалу поменьше говорить и побольше слушать.
И все же собеседование произвело на Микку почти ошеломляющий эффект.
Он прибыл на Семеновскую, на дребезжащем трамвае добрался до Пятой улицы Соколиной горы и под моросящим непрестанным дождем нашел Институт коллекторного и вентиляционного проектирования. Учреждение располагалось в многоэтажном здании желтого кирпича. Перед Кутасовым предстали бетонные ступени и крыльцо, карминовая вывеска рядом с алюминиевыми ушатанными дверьми – на вывеске, потускневшими золотыми буквами, значилось наименование института, а дальше пошло́ – освещенный люминесцентными лампами стеклянный вестибюль, бледно-розовый ракушечник на стенах и два лифта. Короче говоря, поздний брежневский конструктивизм во всем своем тоскливом великолепии.
Пожилой вахтер, в тяжелых роговых очках и в военной рубашке под черным халатом, не отрываясь от газеты, объяснил Кутасову на каком этаже и в какой комнате находится искомое агентство по трудоустройству. Рядом со столом старика, в кафельной нише, оказалась вешалка. Микка решил, что стоило бы разоблачиться. Вахтер также, не поднимая глаз, принял у него мокрую куртку и выдал номерок. Микка на секунду замер – по старой, крепко вбитой привычке он убедился, что завитушка маминой сережки осталась при нем, в часовом кармашке джинсов.
В агентстве крашеная блондинка, лет за сорок, доброжелательная и энергичная, похвалила Микку за пунктуальность и сразу же взяла в оборот. Она усадила его за стол с пластиковым верхом, на жесткий фанерный стул, тщательно изучила все липовые документы, которыми Микку снабдил куратор, а затем вывалила перед ним целую кипу листочков. Это все были тесты и опросники. Ничего себе проформа!
Почти два часа Кутасов заполнял всяческие таблички, рисовал графики и решал математические задачки. Задачки, впрочем, оказались довольно несложными и упирали на логику. Были здесь и буквенные ребусы и шарады и с ними Микка, по понятным причинам, разделался играючи – привитый ему лингвистический блок работал безупречно; были геометрические головоломки – кажется, тоже справился, – но вот на вопросах, связанных с местной политикой, он забуксовал.
«Выскажите свое отношение к территориальным притязаниям Южно-Уральской республики на Кустанайскую область. Считаете ли вы приемлемым применение военной силы правительством республики, и при каких условиях?»
Какого черта? Даже пропустим то, что вопрос сформулирован неточно – высказывают мнение, а отношение и чувства выражают или выказывают – но зачем это вообще нужно спрашивать при приеме на работу? Что за ерунда! Разве ему предложат административную должность?
Куратор при первом знакомстве вручил Кутасову несколько справочных пособий, содержащих сведения о местной политической ситуации, о социальном и экономическом положении, и он бегло пробежался по ним вчера вечером, после заселения на квартиру в Гороховском, но без особого рвения. Из окна комнаты виднелся край залитого дождем двора, мокрые деревья и кусты, из кухоньки – часть безлюдного переулка. Здания были серые или бледно-канареечные. Не хватало и света и цвета. На сердце стало муторно, и вчитываться в брошюрки Микке больше не хотелось. Как представишь, что нужно провести в этом неуютном городе, на Эрде, несколько лет жизни, делалось не по себе…
