В 1930 году в Берлине была опубликована автобиография Льва Троцкого «Моя жизнь»[1]. Из черновика главы, посвящённой второму побегу из сибирской ссылки в 1907 году, автор вычеркнул следующие строки:
«С дороги я писал ежедневно письма своей жене, а на обратном пути вёл дневник, чтоб скоротать время. Письма и дневник легли в основу книжки, которая давно напечатана и по-русски, и на иностранных языках, “Туда и обратно”»[2].
Символично и крайне характерно для её автора, что «Туда и обратно» будет переиздана в разгар Гражданской войны[3], а в 1922 году эта неполитическая книжка будет включена им в состав сугубо политического сборника трудов, посвящённых Первой русской революции[4]. Учитывая все эти переиздания, автор имел основания предполагать, что читателям будет несложно с ней ознакомиться. Однако вскоре в СССР началась тотальная зачистка «троцкистской» литературы. Среди прочих «Туда и обратно» попадала либо в спецхраны библиотек, либо уничтожалась её владельцами…
Чем эта книжка интересна теперь, через 110 лет после её издания?
Известный литератор Михаил Гершензон в своей краткой рецензии отметил, в первую очередь, событийную сторону: «Описание бегства автора читается с захватывающим интересом. В этой поездке на оленях через тайгу и тундру на протяжении 700–800 весть под ежеминутным страхом погони есть что-то фантастическое». По иронии судьбы, Гершензон вскоре прославился как автор предисловия к «антиреволюционному» сборнику «Вехи», но в 1907 году он ещё отдаёт дань революции: «Можно быть разных мнений о той идее, которой служит г. Троцкий, но нет сомнения, что он весь поглощён ею и служит ей преданно. <…> Велик размах русской жизни! Этот человек, весь поглощённый своей идеей, – отдыхающий на своём неверном пути в жалкой остяцкой юрте, – это два полюса русской действительности»[5].
В своей знаменитой автобиографии Троцкий признался, что он с детства «мечтал стать писателем», но «подчинил писательство, как и все остальное, революционным целям»[6]. Первый нарком просвещения Анатолий Луначарский, несмотря на свои личные симпатии к Троцкому, акцентировал примат прагматики над поэтикой: «Его статьи и книги представляют собой, так сказать, застывшую речь, – он литературен в своём ораторстве и оратор в своей литературе. Поэтому ясно, что и публицист Троцкий выдающийся, хотя, конечно, часто очарование, которое придаёт его речи непосредственное исполнение, теряется у писателя»[7]. «Как писатель, он лишь талантливый журналист» – бросил в его сторону Николай Бердяев[8]. В то же время, Максим Горький назвал Троцкого «лучшим русским публицистом после Герцена»[9]. Можно привести множество других суждений по вопросу о «подчинении» Троцкого-писателя Троцкому-революционеру, но представленная книга свидетельствует о подвижности границ между этими двумя ипостасям. Не случайно, что на пятый год революции автор приступит к публикации своих «дорожных» заметок, сделанных им во время депортации в Испанию в 1916 году[10].
Автор «Туда и обратно», по оценке Гершензона, «излагает живо и просто, прекрасным литературным языком, но без особенной художественности. Кто читал великолепный рассказ о бегстве чрез Сибирь в “Воспоминаниях” Дебогория-Мокриевича[11], тому повествование г. Троцкого покажется слишком поверхностным. Оно лишено настроения; в нем, правда, нет сухости, и скромность, с которой автор описывает своё героическое бегство, подкупает читателя, но эта простота куплена ценою изобразительности и глубины. Это беспритязательный рассказ более о виденном, чем о пережитом, беглые записки о необычайном путешествии. В них много любопытного бытового материала»
