Шёл 1217 год от Рождества Христова, и пятнадцатый год шёл Грегори де Вьепону, старшему сыну Роббера де Вьепона, когда граф Оксфордский отослал его домой из столицы, рекомендовав не присылать больше в пажи ко двору никому. Четырнадцать же было ему, когда Роббер де Вьепон выпорол его и, заставив ночевать две ночи в хлеву, смилостивился и, вызвав к себе, сообщил, что уходит в крестовый поход.
Последнее обстоятельство определённо удивило Грегори куда сильнее, чем сам факт его ссылки в родной замок Бро – Грегори рос капризным, своевольным и непослушным мальчишкой. Он никогда не признавал, что должен по традиции или какому-то ещё праву прислуживать кому бы то ни было, тем более прислуживать незнакомому ему графу. То, что его отправят домой, было лишь вопросом времени – Грегори старался не говорить об этом вслух, но он и сам этого хотел.
Ему нравилась вольная жизнь в замке Бро. Нравилось всегда находиться рядом с отцом, который сам учил его владеть мечом и копьём. Нравились вылазки на шотландскую сторону, которые вообще-то были запрещены, но из которых можно было притащить барашка или козла, чтобы затем пожарить его на заднем дворе тайком ото всех, кроме ближайших соратников. И нравилось, что здесь к нему относятся как к наследнику местного лендлорда, которому, по большому счёту, позволено всё.
Отец раз за разом пытался затянуть узду, но раз за разом терпел поражение в борьбе с собственным сыном – на его горе, единственным из тех, что родились у него в браке.
Трижды Грегори отсылали в столицу пажом в знатные дома, и трижды он возвращался назад, но теперь уже возраст его служения истекал, и шанс найти дворянина, который возьмёт завоевавшего дурную славу мальчишку был невелик.
Грегори думал обо всё этом, когда замёрзший и голодный шёл с конюшни в отцовские комнаты и ожидал продолжения выволочки – но никак не того, что Роббер де Вьепон объявит ему:
– Сын мой, я ухожу в крестовый поход.
Впервые в жизни Грегори Вьепон не знал, что сказать. Просто стоял и смотрел на отца, ожидая, что тот поправится, скажет, что оговорился или пошутил.
– Зачем? – наконец спросил Грегори.
Отец ничего не ответил.
– Ты не хочешь служить чужим, – сказал он, будто не заметил вопрос, – может, так и должно быть. Но ты станешь рыцарем, Грегори. Так тоже предрешено.
Грегори молчал. Отец, очевидно, собирался снова отправить его в столицу, и отговаривать его не было смысла.
Впрочем, отец почему-то не торопился объявлять фамилию нового господина. Он встал и, подойдя к Грегори вплотную, приподнял его лицо за подбородок. Грегори был ростом пока ещё чуточку ниже него, но уже унаследовал семейный чуть горбатый нос, который так нравился женщинам на лице отца, густые длинные волосы и пронзительные, чёрные как у матери, глаза.
– Грегори, я ухожу. Может быть, мы не увидимся больше никогда.
– Я понимаю, отец, – Грегори сглотнул и накрыл его руку своей рукой.
– Ты можешь дать слово, что не опозоришь меня?
Грегори молчал. Только закусил губу. На глаза навернулись слёзы, потому что отец всегда представлялся ему таким же нерушимым и неизменным, как стены замка Бро.
– Клянусь, – сказал он наконец.
И в ту же секунду хлопнула дверь.
– Вот, – сказал отец, – идёт твой новый лорд.
Грегори почувствовал, как у него холодеет в груди, и медленно обернулся – а потом так же медленно выдохнул, чувствуя, как сердце вновь восстанавливает ход.
– Сенешаль Тизон… – губы Грегори дрогнули, почти расплылись в улыбке. Тизон Ковингтон был давним другом отца и обитал в замке столько, сколько Грегори себя помнил. Он был Грегори ближе дяди и любого из старших родственников, кроме, разве что, самого отца.
– Тизон возьмёт на себя заботу о тебе. А замком в моё отсутствие будет править Генрих – до тех пор, пока ты не повзрослеешь и не примешь рыцарский обет. От тебя зависит, насколько скоро это произойдёт. Ты понял меня, Грегори? – сэр Роббер так же бесцеремонно, как и несколько минут назад, повернул голову Грегори за подбородок к себе.
