Турнир самоубийц

Ульрик стоял на эшафоте, пытаясь медитировать. В кошмарах ему часто виделось, как недолгая карьера в фирме «Брайан и Компания» заканчивается казнью. Снилось, правда, иначе, больше на старинный манер: городская площадь, ликующая толпа, палач интересуется последним желанием… Ульрику рот заткнули кляпом, виселицу сколотили на ромашковом поле, а роль зрителей играл безголовый костюм. Он то и дело вытаскивал из кармана часы на цепочке, нетерпеливо щелкая крышкой.

Лицо палача хоть и закрывала маска, но она ничуть не была похожа на красный колпак из ночных кошмаров. Перед Ульриком маячило белое лицо с застывшей улыбкой и глазами-щелками. Кожаный фартук был надет поверх серого делового костюма.

На краю поля, у самого леса, темнели надгробия.

Слышался надрывный писк.

Отвратительное место. А городишко, что виднелся вдали, судя по рассказам чудом выживших туристов, – еще хуже. Ульрик не ошибся, когда прибыл сюда утром.

Человек-маска выбил из-под ног деревянную лесенку на три ступени, шею пронзила боль. Писк стал нестерпимо громким. Ульрик болтался в петле, словно мертвец. Это он умел отлично.

В небе показалась яркая точка. Она стремительно росла, приближаясь к земле. Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами.

Это правда.

Очередь тянулась вверх по улице и обрывалась у разноцветного шатра, украшенного лентами и воздушными шариками. Сегодня с их двора тест проходят еще трое: близняшки Барбол и сын мясника Эрик, вот он плачет, утирая слезы кулаком. У Эрика и близнецов невероятно особенный день. Только они этого, кажется, совсем не понимают.

Сестрички Вим и Вик Барбол стояли рука об руку. У каждой по воздушному шарику: у Вик красный, у Вим – синий. Или наоборот: у Вим красный, а у Вик – синий. Эрик плачет – ему не купили шарик, а когда он попытался отобрать игрушку, то получил от Вик вместо шарика в лоб. Или от Вим?

Никто пока не знает, кем ему суждено быть, но только не Ульрик. Его профессия – бухгалтер. Как у папы. Ульрик взглянул на правую ладонь: буквы языка Древних выведены старательно, хоть и кривовато. Ну сколько еще ждать!

Первым из их компании к лотоматону отправился Эрик. Когда он появился минут пять спустя, то больше не плакал, а лишь хлюпал носом и как завороженный разглядывал ладонь.

– Ну, что у вас? – нетерпеливо спросила Ульрикова мама. Эриков папа растерянно поморгал, щурясь на блеклое солнце, потом ответил:

– «СПОРТСМЕН». А я так рассчитывал на юриста. Впрочем…

К лотоматону пошли Вим и Вик, по-прежнему держась за руки. Следом семенили Барболы старшие, Глория и Льюис. Когда они вернулись, Вим плакала: лотоматон подарил Вик две печати «ЖУРНАЛИСТ» и «ВРАЧ», а у нее всего одна – «УЧИТЕЛЬ». Или это плачет Вик?

…В разноцветных секторах для понятливости закреплены фотографии хирургов, клерков, спортсменов, поваров, артистов, механиков, электриков, водителей, ученых…

…Он потянул рычаг, на секунду закрыл глаза…

…На правой ладони Ульрика проступили золотые буквы, они складывались в название профессии…

Это было что-то незнакомое, не похожее на «БУХГАЛТЕР». Совсем не похожее!

Переводчица поправила очки и зашуршала страницами словарей, поглядывая на Ульрикову ладошку. Скоро она нашла нужное слово, уперла в него ярко-красный ноготь и нахмурилась.

– «НЕУДАЧНИК», – после паузы сказала она.

Неудачник.

Неудачник?

Неудачник?!

…Вечер. Проклятая печать горит так, что с улицы, наверное, видно. Во двор теперь лучше не выходить вовсе. Ульрик потихоньку стащил отцовскую опасную бритву и закрылся у себя в комнате. Прижал лезвие к ладони. Выдох. Движение бритвой. Судорожный вдох. Руку будто сунули в кипяток. На пол закапало красное.