Ежась от пронизывающего осеннего
ветра, делаю шаг под своды храма Двуликого. Потрескивают свечи,
слегка рассеивая мрак. Пахнет благовониями и воском. Прежде мне не
доводилось бывать в храме, у сирот и без того забот полно — выжить
бы, кусок хлеба найти. Вот и не удалось до сих пор узнать свое
предопределение — найти того самого любимого, что станет мужем,
защитой и опорой.
Озираясь по сторонам, шла дальше. И
вот передо мной оказался просторный зал с иконостасами
великомучеников и святых. Косые лучи утреннего солнца пробивались
сквозь цветные витражи, образуя на полу причудливые картинки.
— Здравствуй, дитя Двуликого, —
разнесся по залу, отражаясь от стен и купола, голос храмовника. —
Да обрящешь то, что дано свыше, благословенный союз…
Его голос начал удаляться. Наверное,
он говорил еще что-то, но перед глазами все поплыло, а в душе
разлилось ликование: перенос начинается, сейчас окажусь возле
избранного судьбою мужчины!
Темно. Тихо.
Где я? Где он? Неужели у меня нет
предопределенного? Неужели мне не суждено познать любовь?!
Тьму рассекал свет из начавших
отворяться передо мною дверей. Сердце ускорило бег, кровь прилила к
вискам и стучала, словно в набат, ладошки взмокли.
— Проходите, здесь все свои, —
увещевал невесть откуда зазвучавший женский голос.
Солнечный свет ударил по глазам, он
заливал просторное помещение с высокими потолками. Ни штор, ни
мебели, лишь семь стульев выставленных кругом. Три из них заняты
обряженными в белые балахоны людьми. Из-за глубоких капюшонов
непонятно кто за ними? Одно точно: судя по фигурам — это женщины. А
где же моя истинная пара?
— Здравствуй, сестра, — вставая со
своего места и гостеприимно поводя рукой в сторону одного из
свободных стульев, произнесла одна из них.
— Здравствуй, сестра… — в унисон
вторили ей присутствующие.
Неуверенно присела, не понимая где
я.
— Представься, сестра, — донеслось
из-под капюшона первой заговорившей со мною женщины.
Послушно встала, вышла в центр
круга, и слова полились как из рога изобилия:
— Здравствуйте, я — Эльвира
Васильевна Федорчук, фармацевт-гомеопат из Питера, тридцати лет от
роду, под влиянием высших сил, именуемых предопределением,
оказалась в этом мире, в теле двадцатидвухлетней графини Элеоноры
Мищевской, невесты герцога Диверона Верленского… Я попаданка и
ведьма. Белая ведьма, — в завершение выдохнула я и, придавленная
грузом сделанного признания, хотела сесть на свое место, но ноги
будто приросли к полу, не давая сдвинуться ни на шаг.
— Мы рады, что ты с нами, Эльвира, —
хором отозвались присутствующие, и некогда родное имя неприятно
резануло слух.
Они что-то еще говорили, но слов
было не разобрать.
«Хррр… Тресь!», — ранее слегка
приоткрытая оконная створка распахнулась, ударяясь об откос.
«Дзынь… Дзынь… Дзынь…», — звон падающего стекла оглушил.
Словно завороженная, я наблюдала,
как за окнами поднимался ураганный ветер. Срывал с деревьев листву,
ломал ветви. Небо заволокло свинцовыми тучами, скрыв последние лучи
света. Все погрузилось во тьму, и я…
Я оказалась на улице. Уши заложило
от гула ветра, каких-то криков, треска веток… Занимающихся огнем
веток! Мгла отступила перед всполохами пламени. Справа, слева,
передо мною, сзади… Оно подступало, раздуваемое ветром, обжигало
ноги. Паника затопила сознание. Горло саднило от надрывного крика,
дыма, обиды, но буйство стихий заглушало мой голос.
— Бибика, ко мне! — мой истошный
вопль прорезал окружающий шум, и по костяшкам связанных за спиною
рук ударила верная метла, именуемая странным именем Бибика. — Унеси
меня отсюда, — я хрипела, задыхаясь, цепляясь за древко, и метла
увлекала меня вверх; путы цеплялись за сучки на грубо обтесанном
столбе, но не могли остановить.
