– Дело выгорит, гарантирую. Нужно только дождаться ночи.
– А их точно не будет дома?
– Точно. Я все пробил.
– Если засекут – нам крышка.
– Значит, нужно чтобы не засекли!
Открываю дверь комнаты: трое парней резко замолкают и как по
команде переводят на меня недовольный взгляд.
– Чего тебе? – хмуро огрызается Тимур.
Он, как предводитель прайда, сидит на подоконнике, перекатывая
во рту спичку. Двое его друзей – Максим и Давид – вальяжно
расположились на диване.
– Тимур, ужин готов. Твоя мама просила передать…
– Позже приду, – раздраженно отмахивается он и демонстративно
отводит взгляд, всем своим видом показывая, что меня для него
больше не существует. – Иди.
– Но твоя мама сказала…
– Не расслышала? – резкость его тона сбивает мое дыхание. –
Проваливай давай. Не мешай взрослым разговаривать.
Макс давит глупую лыбу, Давид – нахальную.
Он намеренно унижает меня. Хочет показать свое превосходство.
Все как всегда, наивно было полагать, что он вдруг изменится.
– Я младше тебя всего лишь на год, – цежу сквозь зубы.
– Если на год, значит тебе… – делает вид, что производит в уме
сложные математические подсчеты. – Ого, прилично. В этом возрасте
уже должна быть грудь, – тянет кривую ухмылку. – Что-то я ее у тебя
не наблюдаю.
Парни – друзья Тимура – начинают громко ржать, а мои легкие
буквально сводит от ужаса. Я не могу дышать. Не могу произнести ни
слова от жгучей обиды и унижения.
Этот подонок снова бьет меня по самому больному. Знает, что я
комплексную от того, что до сих пор не обзавелась женственными
формами. Знает он это потому, что однажды нашел мой личный дневник
и без зазрения совести прочитал.
Но самое ужасное, что там были страницы посвященные ему, и тот
факт, что теперь он все знает, буквально убивает меня.
Все это время, что он живет в нашем доме, я старалась держаться.
Старалась быть выше, сильнее, мудрее – все, как учил меня отец.
Старалась ровно до этой гадкой выходки.
Последняя капля.
Точка.
Предел!
С грохотом хлопаю дверью и, не в силах сдержать слезы обиды,
мчусь вниз. Врываюсь в кабинет отца, так резко, что он, бедолага,
едва не роняет мобильный. Падаю плашмя на кожаный диван и плачу,
плачу, плачу.
– Что случилось, Сонь? – папа сильно пугается. Конечно, сразу же
сбрасывает вызов. – У меня чуть сердце не остановилось. Нельзя же
так!
– Я ненавижу его, пап! – громко всхлипываю и втягиваю носом
сырость. – Ненавижу!
– Все ясно, снова Тимур, – вздыхает отец и садится на краешек
дивана рядом. – Что на этот раз?
– Он унизил меня! При своих друзьях сказал такое… Такое… Я
никогда в жизни больше из дома не выйду!
– Сонь, ну ты же прекрасно знаешь какой он, – снова вздыхает и
кладет руку на мое плечо. – Несдержанный, резкий. И ведь не просто
так, у него было далеко не безоблачное детство.
– Это его не оправдывает! – зло поднимаюсь, размазывая по лицу
слезы. – Он ведет себя как полный придурок! Хам! Я ненавижу его
всеми фибрами души! Умоляю тебя – прогони его! Выгони, ради меня!
Если хоть капельку меня любишь!
– Конечно, я тебя люблю, – мягко улыбается папа, – но и маму
Тимура я люблю тоже. Если я выгоню его, уйдет и она. А без нее я
стану несчастлив. Ты же не хочешь этого?
– Нет…
– Ну вот, – обнимает меня на плечо и притягивает к себе. – Вы
подружитесь, я уверен.
– Ни за что на свете! – шиплю с такой ненавистью, что пугаюсь
самой себя. – Никогда! Я буду ненавидеть его до конца своих
дней!
– Уверен, что это не так.
– Нет, так! Так! Ты бы слышал, что он мне сказал!
– Наверняка какую-то глупую юношескую пакость. Но поверь, она не
несет под собой ничего личного. Я сам был мальчишкой, знаю.
Самоутверждается парень. Пытается добиться авторитета. Его понять
можно.
– Ты защищаешь его так, словно это он твой родной ребенок, а не
я!
