Чернобыль, апрель 1986 года
Он схватил за несколько минут половину предельно допустимой дозы, и теперь его должны будут вывезти подальше от энергоблока, который взорвался всего четыре дня назад.
Волоков шел по обочине дороги и чувствовал, как сильно болит желудок. В связи со стрессом снова разыгралась язва. Он не ел уже больше пяти часов, желудочный сок разъедал ткани.
Кроме того, он был пьян. Точнее, тридцатилетний майор химических войск знал про себя, что перед тем, как идти в зону с повышенной радиацией, он выпил стакан водки и сейчас должен был чувствовать дурман в голове и вялость в конечностях. Но ничего этого не было. Огромная доза адреналина свела на нет действие алкоголя.
Его рота за три часа работы собрала полную машину радиоактивных обломков, разлетевшихся после взрыва на несколько сотен метров от эпицентра. Судя по тому, как просел выделенный им «КамАЗ», они накидали вручную около шести тонн.
Шесть тонн.
Майор остановился, закурил, посмотрел на небо. Синее, чистое. А мы здесь в дерьме по уши.
– Хорошо отработали, Дмитрий Сергеевич, – похвалил генерал, отмечая на карте очищенный сектор. – Теперь можете отправляться к месту постоянной службы. Вам должны дать отпуск. Судя по вашему индивидуальному дозиметру, вы схватили даже больше, чем ваши подчиненные. Как это случилось?
Волоков смотрел на генерала сквозь пелену водки и усталости.
– У меня двое детей, товарищ генерал, а ребята, которыми приходится командовать, еще и баб-то толком не распробовали. Просто напоролись на обломок, который фонил здорово. Я сказал, чтобы пацаны отошли, и сам, один, отнес его в машину. Мне уже можно не беспокоиться о том, что после меня никого не останется.
– Ну, вы еще молодой. – Генерал снова с удовлетворением посмотрел на отмеченный на карте зачищенный район и, почесывая безымянным пальцем неделю не мытую шею, сообщил, что у Волокова все шансы вырасти в звании и в ближайшем будущем получить под свое командование батальон.
Дмитрий Сергеевич вышел от генерала в приемную. Там он поймал собственный взгляд в зеркале и не упустил возможности внимательно рассмотреть отражение. Говорят, что после больших доз люди гниют заживо.
Он оттянул кожу на лице, осмотрел глазные яблоки, потом изучил руки. Ни ожогов, ни язв. Его не тошнит. Температура? Он пощупал рукой лоб. Да нет, температура нормальная.
Вернувшись в здание школы, где разместилась его рота, он сел за парту в одном из классов, попросив подчиненных принести ему бутылку водки, банку тушенки и хлеб. Когда все было сделано, он налил себе полный стакан, поднял его и еле слышно произнес:
– За твое здоровье, Дмитрий Сергеевич, которое ты тут оставил.
Выпил залпом, отломил небольшой кусок черняги и долго жевал. Водка обожгла язву. Говорят, так лечат эту гадость – прижигают спиртом.
Он достал нож, открыл банку тушенки и стал есть, не замечая вкуса.
– Сможешь ли ты, Дима, после сегодняшнего жену удовлетворить?
Тарасов. Наши дни
Я сидела на работе и маялась от безделья. Последние два часа я занималась тем, что играла в тетрис, держа в руках портативную китайскую игрушку. Работы не было. То есть она, конечно, никуда не убегала, но я могла себе позволить отложить часть бумажек на завтра. Или на послезавтра.
«Как настроение будет, так и напишу», – думала я, яростно шлепая по кнопкам и укладывая одну фигурку за другой.
Зазвонил телефон. Зараза. Я уже успела подняться на четвертый уровень и знала, что если нажму на паузу и выйду из игры, то удачного возвращения не будет. Телефон снова подал голос.
Пришлось снять трубку. Нужно ли говорить, что голос мой был явно раздраженным, так как меня оторвали от игры?
– Да, – отрывисто ответила я, – комитет солдатских матерей. Юрисконсульт Максимова Юлия Сергеевна. Слушаю вас.
