Предгрозовая тишина всегда пугала меня своей звонкой пустотой. Я
отчётливо слышала каждый звук. Я слышала, как хрустят под жестоким
натиском кости предплечий. Слышала, как ломаются рёбра под ногой с
длинными острыми когтями, слышала беззвучный, но такой громкий крик
боли, что хотелось заткнуть уши и закричать самой, в голос. Не от
боли - от страха. Но я не могла пошевелиться. Я сидела на земле
посреди гор человеческих трупов и широко раскрытыми глазами
смотрела, как в нескольких шагах от меня мучительно долго, смакуя
каждое мгновение чужой боли, убивают последнего мужчину на
Земле.
Я подняла голову к небу: тяжёлые иссиня-чёрные тучи вот-вот
грозили вылиться сплошным потоком тёплого летнего дождя. Я
улыбнулась - давай, дождик, пролейся побыстрее, смой с моего тела
кровь моих товарищей и дорожки слёз по несбывшимся мечтам.
- Хааа... - услышала я довольный выдох и медленно перевела
взгляд. Тварь стояла над поломанным, разорванным в клочья телом, и,
высоко задрав башку, удовлетворённо скалилась. Её белая, расшитая
серебром ритуальная тога окрасилась в красный от крови сотен людей,
которых она растерзала сегодня своими когтями, чёрные длинные
волосы превратились в сосульки, а большой рот с острыми белыми
зубами с наслаждением вгрызался в человеческое сердце.
- Мерзость, - прошептала я, неотрывно наблюдая, как острые зубы
рвут на части сердце друга, - какая же ты мерзость, тварь!
Тварь услышала. Она опустила башку и медленно повернулась ко
мне. Осмотрев меня с ног до головы, довольно ухмыльнулась, подошла
и села передо мной на корточки. От твари разило кровью.
- Вот и всё, Са-Ша, твои друзья, твои родные, твоя милая дочь,
все они мертвы. Так же мертвы, как и мои родные. Я выиграл, -
низким вибрирующим голосом прорычала тварь и рассмеялась мне в
лицо, запрокинув башку назад.
Я заплакала. Горько, громко, безнадёжно. Я ревела как никогда в
жизни, лёгкие не успевали качать воздух, я захлёбывалась в
собственных всхлипах, не в силах сделать хотя бы небольшой вдох. А
тварь смеялась. Она гладила меня по голове своими отвратительными
лапами, размазывая по моим волосам человеческую кровь, и от души
веселилась.
- Жаль расставаться с тобой, Са-Ша, - лениво протянула тварь,
откинув в сторону то, что осталось от человеческого сердца, и
грязной лапой нежно провела по моей щеке, оставив на ней дорожку из
крови, - но наша игра зашла слишком далеко. Ты должна подохнуть,
чтобы я, наконец, почувствовал всю полноту победы. Может, тогда я
смогу вздохнуть с облегчением и зажить своей обычной жизнью.
Я замерла. Игра... Тварь назвала все те годы, что я провела в их
вывернутом наизнанку, искажённом, больном обществе, пытаясь выжить
изо всех сил, игрой... Сколько отвратительных поступков мне
пришлось совершить, чтобы оставаться в живых, сколько ужасающих
убийств моих сородичей пришлось наблюдать собственными глазами,
сколько раз мне приходилось садиться за один стол с тварями и
лицемерно улыбаться и поклоняться своим хозяевам, которые играли со
мной как с ненавистной и в то же время самой любимой игрушкой...
Игра... Всё это просто игра. Мой отец, моя сестра и её дети, моя
бедная ни в чём не повинная доченька - всё было игрой.
Я сделала пару глубоких вдохов, с трудом проталкивая в лёгкие
предгрозовой воздух. Зажмурилась, досчитала про себя до пяти, и,
успокоив свой истерзанный разум, ясными глазами посмотрела на
тварь. У твари красивые большие глаза цвета замёрзшего льда,
светлая кожа и большой алый рот. Я медленно тяну руку к лицу твари,
осторожно касаюсь кончиками пальцев её холодной щеки, натягиваю на
ладонь рукав рваного свитера и осторожно вытираю с лица твари кровь
Марка. Тварь перестаёт улыбаться, застыв неподвижной статуей и
закрывает глаза.