Когда летишь с моста, понимаешь, что все твои проблемы решаемы. Кроме одной – ты уже летишь с моста…
Омар Хайям
Худощавый высокий мужчина лет пятидесяти, не выключая стояночного света, вышел из водительской двери чёрного внедорожника и, стараясь не разбудить попутчика, осторожно прикрыл её за собой.
Небо на востоке уже светлело, но сумерки ещё не закончились.
Вокруг не было видно ни души.
Справа от него, метрах в пятнадцати за обочиной дороги, темнел густой лес, который только по заострённым верхушкам елей угадывался как хвойный.
На левой стороне дороги рос смешанный лес, сквозь отдельно торчащие сосны и ели просвечивало мрачное облачное небо.
Предрассветный полумрак издали прокололи слепящие лучи ксеноновых фар приближающегося автомобиля. Но когда машина промчалась мимо, снова сгустились сумерки.
На улице было морозно.
Мужчина зябко передёрнул плечами. Ему показалось, что температура упала где-то до -5-6°. Низкое небо сгущало тьму. Мелкий снег сыпал уже сутки, всё больше покрывая полотно дорог. А на обочинах и дальше он уже лежал сплошным белым пологом, без прогалин.
Мужчина снова забрался в тёплую кабину внедорожника и захлопнул дверцу.
Справа от него шевельнулась тёмная фигура.
– Вы уже не спите? – спросил он, поворачивая ключ в замке зажигания.
Но тут мощный разряд тока в затылок выключил его сознание.
И он рухнул лицом вниз на баранку.
Никита, задумавшись, смотрел сквозь окно офиса. Вот уже и зима пришла. Он наблюдал, как за стеклом кружат редкие и пушистые снежинки. Снег, однако, ещё не лёг по-настоящему, не укрыл полностью землю белым искрящимся ковром.
Завтра всего лишь 10 октября. Но здесь, в Вельске, в этом году уже сильно похолодало. И снег уже наметает небольшие сугробы, хотя ещё и с множеством проплешин.
Скоро уже мамин день рождения. Никита ещё не решил, что именно он хочет подарить ей в этот праздник. Он перебирал в голове разные варианты. Но всё больше склонялся к тому, чтобы вручить маме большой фотопортрет, который можно было бы повесить на стене в её комнате.
У него сохранилась старая чёрно-белая фотка, где Людмиле Петровне было лет 18—20. На ней она была настоящей красавицей. Эту фотку вполне можно было увеличить до размера где-то сантиметров 30 на 40. И можно сделать её маслом на настоящем холсте или в акварельной технике.
Но он всё-таки сомневался, не смутит ли её такой подарок? Может, кроме портрета, подарить маме и что-то из зимней одежды? Хороший тёплый свитер, например? Такой был бы очень кстати к наступающей зиме.
Надо бы сегодня пробежаться по торговым центрам. Может, что-то мне там понравится?
Никита обернулся.
Его помощница Светлана, уронив пепельно-русые кудряшки волос на высокий чистый лоб, набирала в ноутбуке чистовик отчёта для клиента о результатах оконченного расследования.
Он вернулся к своему рабочему столу и опустился в жалобно скрипнувшее под ним глубокое кресло. Устраиваясь поудобнее, он откинулся на спинку и вытянул под стол длинные ноги в жёлтых высоких ботинках на толстой рифлёной подошве.
Светлана почувствовала на себе взгляд Никиты, вскинула на него свои большие зелёные глаза и, прекратив изящное порхание тонких пальчиков по клавишам ноутбука, спросила:
– Что? Тебе что-нибудь нужно?
Никита пожал плечами и ответил:
– Скоро день рождения мамы…
– Я знаю. 12 октября… Хочешь в кои-то веки побыть в этот день вместе с ней?
Светлана смотрела на него строгим внимательным взглядом.
Никита смутился:
– Естественно… Вы же с дедом и бабушкой придёте её поздравить?
Та кивнула головой в ответ.
– Конечно! Мы же каждый год приходим к вам в этот день. Ты забыл? Моя бабуля дружна с тётей Люсей ещё со школьных лет.