Москва встретила меня моросящим дождем, от которого становилось
на душе еще грустнее, особенно когда в голове всплывали картинки
солнечного Лос-Анжелеса.
Я бы ни за что не вернулся на Родину, если бы не настойчивые
просьбы отца. Мне прекрасно жилось и работалось в американском
филиале, но отец посчитал, что пора его единственному сыну браться
за управление не филиалом, а всей компанией.
И, вот, я в Москве. Серой и мокрой. Еду в свою квартиру в
центре, в которой не был уже почти год. Еду один. И меня там никто
не ждет. Лариса осталась в Штатах. Когда я предложил ей вернуться в
Москву вместе, она посмотрела на меня как на умалишенного. И
осталась там. У нее там семья, университет и популярность в
«Инстаграмм».
Подъехав к дому, я поблагодарил водителя и сказал ему заехать за
мной завтра в 8.00. Отцу не терпелось показать мне новый офис.
Смотря вслед фарам удаляющейся машины, я направился к подъезду.
Было уже за полночь, но освещение в нашем дворе хорошее, поэтому я
сразу же заметил какое-то движение на фонарном столбе, который
стоял сразу же за забором, огораживающим территорию нашего
дома.
Я присмотрелся. Какой-то сопляк пытался срезать со столба
рекламный щит одного из кандидатов в мэры. На носу были выборы и
весь город был в этих щитах.
На этом щите был изображен Куравин Сергей Борисович, друг моего
отца. Не то, чтобы я был его ярым сторонником (мне вообще было
плевать на всю эту возню вокруг кресла градоначальника), но такой
вандализм со стороны молодого поколения, мне не понравился. Может,
не последнюю роль сыграло то, что я отвык от таких вот проявлений
своих политических предпочтений, живя в американском болоте.
Все-таки, не хватает там этого куража и адреналина.
Я подошел к столбу и посмотрел снизу вверх на копошившегося
подростка.
Надо сказать, что для достижения своей цели он приложил усилия,
так как щит был повешен достаточно высоко. Подросток в спортивных
штанах, толстовке и с капюшоном на голове ногами и одной рукой
держался за столб, а второй рукой ловко работал ножиком.
- Чем щит-то помешал тебе, бедолага? – внезапно спросил я.
Вандал вздрогнул, ойкнул (пугливый, оказывается) и в следующее
мгновение свалился на меня, а щит – на него. Похоже, моя фраза
совпала с его победой над креплениями щита. От всего внезапно
приземлившегося на меня я уселся на мокрый асфальт и почувствовал,
как медленно намокает ткань не только джинсов, но и боксеров. Так
вот, что я чувствовал примерно лет тридцать назад, когда пытался
докричаться до родителей.
Твою ж мать! Добро пожаловать на Родину!
Я почувствовал на себе мягкое тело. По всей видимости, подростка
ударило щитом и он отключился. Убрав с нас щит с Куравиным Сергеем
Борисовичем, которому при падении оторвало глаз и ухо, и сейчас он
укоризненно смотрел на меня оставшимся глазом, как бы упрекая, что
я предпочел подхватить на руки вандала, а не его физиономию
размером с мой чемодан, я сел и развернул к себе прилетевшее со
столба тело. Тело не подавало признаков жизни.
Я снял капюшон с головы нарушителя и оторопел.
Баба! Ну, как баба? Девчонка совсем. Надеюсь, ей хотя бы
восемнадцать уже есть.
Сегодня я должна была в последний раз выполнить задание центра и
сорвать рекламный щит этого самодовольного взяточника Куравина. Я
уже не состою в молодежной оппозиционной ячейке, и каждый день
мотаюсь на работу, став обычным винтиком в системе. Но я должна
была выполнить это последнее мое задание. Закрыть свой долг перед
моими единомышленниками.
И я почти сделала это. Время было уже позднее. Мне удалось
обманным путем покинуть дом. Я надеялась по-быстрому управиться со
щитом и вернуться домой до того, как отец вернется из своего
покер-клуба. Благо этот последний мой щит оказался недалеко от
моего дома – всего каких-то пять минут трусцой.
