Она огляделась, мучительно стараясь вспомнить, как оказалась в этом странном месте.
Кругом было безмолвие и увядание. Наверное, середина пасмурного, но теплого октябрьского дня… Сад стоял, словно колдовскими чарами окутанный легким туманом, и в тумане тонули окончания разбредающихся в разные стороны тропинок. С деревьев тихо осыпались пожелтевшие листья и с легким шелестом ложились на влажную землю, траву и аккуратную мощенную камнем аллею, на которой и стояла сейчас она, медленно осматриваясь вокруг.
Она втянула носом прохладный воздух и прикрыла глаза, стараясь почувствовать все оттенки запаха. Прелая листва, звонкий аромат поздних яблок, повлажневшей пыли и древесины. Вкусно. Умиротворяет. И волнует.
Пройдя по замостившим аллею камням несколько шагов, она в нерешительности остановилась у скамейки, засыпанной кленовыми листьями. Провела рукой по сиденью, сбрасывая листья вниз, и почувствовала, что рука стала мокрой. Все вокруг было покрыто тончайшим слоем влаги – это оседал и никак не мог осесть туман. Но ее это не смутило, и она присела на краешек скамейки, продолжая жадно вдыхать запахи. Опустила взгляд, пытаясь рассмотреть одежду, в которую была одета, и вдруг заметила маленький круглый шрам на левой руке. Она не помнила, откуда возник этот шрамик, но, увидев его, почувствовала себя спокойнее. Как будто заново познакомилась со своим телом, признала его.
В это мгновение ей в голову пришла мысль, что она соскучилась. Она не понимала, по кому и чему именно она так сильно скучает, но это чувство захватило всю ее, хлынуло со всех сторон и наполнило душу странной дрожью, которую было не унять. Какая-то неведомая сила гнала ее прочь, дальше, дальше… Ей пришлось вцепиться пальцами в тонкую чугунную вязь кованых подлокотников, чтобы усидеть на месте. Она должна была понять.
Но понять было невозможно. Она не знала ничего: ни как оказалась в этом саду, ни кто она, ни как ее зовут. Она ничего не помнила. Но страха не было, и тревоги не было. Нетерпение зашевелилось под ребрами, легкая улыбка тронула губы.
Ну и пусть! Пусть она не знала ничего о себе и этом месте, но все ее существо, от корней волос до кончиков подрагивающих пальцев, стремилось куда-то, летело, плыло. Она легко поднялась на ноги и заспешила по аллее вперед, туда, откуда ее звал чей-то неслышный голос, куда ее тянуло с невероятной силой, где она должна была быть. Тоска с каждым шагом все слабела и уступала место сметавшему все на пути радостному волнению. И предвкушению встречи.
Ноги почти не касались гладкого булыжника, набухшая от влаги длинная юбка нисколько не затрудняла их быстрый бег.
Если бы она могла знать, сравнивать – она бы сравнила себя с парусником, чьи паруса наполнил попутный ветер, и вот он несется в сверкающую даль по гладким упругим волнам. Но она не могла сравнивать. Она не знала, что на свете бывают парусники, и волны, и ветер – ведь ничего этого не было сейчас вокруг нее. Эта аллея, этот туман и булыжник, запах яблок и павшей листвы – вот и все, что она знала о мире. Этого было вполне довольно.
Она была не в силах сдерживать нетерпение, хотелось крикнуть, прыгнуть на двадцать шагов вперед, чтобы скорее сократить невероятное расстояние до… Она только бежала, не чувствуя ни биения сердца, ни боли в ступнях. Потому что сердце и ступни – что это, как не иллюзия?
И вот она остановилась. Чувства захлестывали ее, чуть не сбивая с ног. Не было только страха.
Она, задохнувшись, смотрела на ступени перед собой и не могла наглядеться.
Перед ней стоял Дом. Высокий двухэтажный каменный особняк. Часть фасада оплетали густой плющ и каприфоль. Шершавые серые стены потемнели от влаги и казались созданными не из камня, а из темно-жемчужного бархата. Высокие окна в резных переплетах были глазами, обращенными внутрь.
