Нездоровые отношения редко завершаются глобальными событиями.
Обычно, на них влияют мелочи. Я знаю женщину, которая ушла от мужа,
когда он, делая что-то по хозяйству, переставил ее фикус под
сквозняк и деревце мигом облысело.
Да, муж годами изменял, женщина регулярно съезжала к маме, но
каждый раз возвращалась, чтобы «восстановить отношения». А тут
любимый фикус… К своей маме в этот раз поехал уже бывший муж.
Удивительная природа человеческого терпения такова, что
«последней каплей» становятся именно капля, а не кувшин.
Со второго этажа, всего три лестничных пролета, Варя спускается
так яростно, что штукатурка на плесневелых стенах пятиэтажки готова
отвалиться. Выстрелив из парадной, она захлопывает дверь и не
оставляет штукатурке ни шанса уцелеть.
Варя надевает маску. Впервые за последний месяц делает это не
заранее, до выхода на улицу, а уже потрогав дверные ручки и с
десяток раз вдохнув.
«Даже с риском для жизни, но я куплю эти сраные чипсы!» Варя на
злой энергии идет к супермаркету все быстрее. Оно того стоит, снова
и снова повторяет девушка, оно того стоит.
В магазине мужчина, видимо, выбирая закуску к пиву, сначала
сморкается в руку, а потом долго трогает все упаковки с чипсами и
сухариками. Старушка жмется к Варе в очереди, покашливая примерно
пять раз в секунду. Продавщица берет банку Принглс зачем-то
наслюнявив палец, будто собирается листать журнал.
«Оно того стоит, оно того стоит».
С добытой банкой в руках она выходит в петербургскую весну.
После долгих месяцев низкого неба и короткого дня, она —
облегчение. Потому особенно больно, что весну отбирают.
Варя садится на лавочку возле облезлых турников и ржавого
баскетбольного кольца. На деревянном стенде, в нескольких метрах от
нее, трепещется на ветру бумажка: «Нахождение на территории
спортивной площадки строго запрещено до снятия карантинных
ограничений». Варя открывает банку и смотрит на ее содержимое.
«Вся эта ссора действительно произошла из-за такой мелочи?»
Неделю назад комендантша Вариного общежития собрала всех
студентов на первом этаже, в холле, под нервно мигающей желтой
лампой и прокричала:
— Как вы мне дороги, сил больше нет!
Варя спустилась одной из первых, стояла ближе к комендантше и
слыша ее лучше всех.
— Терпеть вас, итак, ненавижу, а теперь еще и консервироваться!
— орала худая, сухая, кажется, без единой жиринки, женщина.
Угрожающее трясла костлявой рукой.
По толпе пронесся обеспокоенный шепот. Кто-то спросил:
— Ну хоть к курьерам выходить можно будет?
Коменда побагровела.
— Только попробуйте меня подставить. Господи боже, только
рискните! Скидывайтесь на мешок картошки или ящики Доширака,
делайте что хотите, но пока не дадут отмашку, чтобы все сидели по
своим комнатам. И тихо, — она чуть подалась вперед и сказала,
подняв указательный палец, — так тихо, чтобы я слышала как мышки по
углам сикают, — тут же вскричала, — Все поняли?!
Студенты бросились в рассыпную. Кто-то действительно побежал в
магазин, но не за припасами, а за алкоголем. Некоторые стали
собирать вещи.
— Школьная подруга снимает комнату с однокурсниками, — сказала
Маша, соседка Вари, вернувшись в комнату, — Может пустит меня к
себе. Все лучше, чем в этой тюрячке.
Маша достала смартфон и принялась быстро печатать сообщения.
Варя же бессмысленно повертела в руках свой. Ее школьные подруги на
другом конце страны. Все однокурсницы, с которыми она хотя бы
разговаривала за эти два года, тут, в общаге. Бегут стройными
рядами в пивной магазин.
Варя присела на краешек идеально заправленной кровати.
Бесцельно, по привычке, поправила стопку с учебниками на письменном
столе, открыла-закрыла черный строгий пенал, смахнула пылинки со
столешницы.
