— Левую ногу внизу лучше промажь! А то даже под чулком видно,
что одна щиколотка в два раза толще другой! И шов косит! —
здоровенный серый персидский кот, часть длинной шерсти которого
была накручена на земляничные папильотки, сидел на низком
ореховом комоде и внимательно рассматривал свою хозяйку, раздавая
ей указания. — А теперь причеши меня! Опять опоздаем на
завтрак!
Рыжая бледная девушка двадцати двух лет, одетая в чёрную
шелковую блузку и похожее на школьное шерстяное коричневое платье,
взяла с туалетного столика круглую щетку для волос и начала прядь
за прядью приводить своего питомца в порядок.
При каждом снятии бигуди тот недовольно мяукал и продолжал лезть
с советами:
— За ушами! Чеши аккуратнее за ушами! Это ты можешь в шляпе
своей ходить, как замарашка, а я нет!
Джессика закончила прихорашивать кота, с трудом подняла его
двумя руками и поднесла к зеркалу. Тот сначала немного скривился,
потом довольно замурчал от осознания собственной неотразимости и
вынес вердикт:
— Пойдёт!
Надев на голову свою любимую фетровую шляпку, которая благодаря
целому дню проведенному на блошином рынке, тон в тон подходила под
рабочий наряд, девушка посадила Анджея в золотистую велосипедную
корзину, декорированную нежно-голубыми шелковыми лентами и вышла из
комнаты.
Как только она наступила на верхнюю ступеньку длинной и крутой
лестницы, с которой ещё бабушкина мама умудрилась упасть в раннем
детстве, та предательски заскрипела. В ту же секунду послышался
звук тронувшейся с места инвалидной коляски. Это семидесятилетняя
Мария Джоанна выехала навстречу внучке.
— Доброе утро!
— Доброе!
— Вообще-то, ты первая должна была это сказать! Я же всё-таки
старше!
— Хорошо.
Джессика попыталась как можно скорее проскочить к выходу, но
путь ей преградила мама, вышедшая из кухни с большой чашкой кофе со
сгущённым молоком в руках.
— Стоять. А как же семейный завтрак! Сегодня понедельник и нам
многое надо обсудить!
— Я опаздываю.
— Пять минут конструктивного разговора ничего не изменят.
Проходи и садись за стол.
Тощая бледная блондинка с затасканной красной сеточкой для волос
на голове, одетая в длинный бархатный изумрудный халат, сняла со
сковородки несколько крупных поджаристых пончиков и распределила по
двум тарелкам, густо посыпав розовой сахарной пудрой. Одну она
поставила перед собой, а другую перед сидящей в инвалидной коляске
матерью, обладающей столь же хрупкой комплекцией.
Дочери она дала два зерновых хлебца со стаканом воды, а
коту кинула в рот небольшую сушеную рыбку.
— Значит так. Во-первых, хочу сообщить тебе исключительно
радостную новость.
Джессика запихнула в себя всю предложенную еду сразу и с
напряжённым опасением посмотрела на мать:
— Осенью мы все вместе отправимся отдыхать на озеро. Я уже
забронировала нам один номер на троих. Две ноябрьских недели
обойдутся нам в сущие гроши.
— Мам, зачем так рано… Вдруг я летом уеду… — сказала дочь,
стараясь скрыть свою глубочайшую обиду.
Пожилые женщины переглянулись. Бабушка подъехала к внучке ближе,
погладила по плечу и снисходительным тоном сказала:
— Дорогая, выкинь уже из головы эту идею и живи спокойно.
Последние три месяца надо максимально сосредоточиться на учёбе, а
то с твоими средненькими оценками ты можешь остаться навечно
распределенной в свою травматологию. Забудь о замужестве. Нет
ничего лучше, чем всю свою жизнь прожить в родительском доме в
окружении самых близких людей. Ни у одной женщины в нашем роду брак
не закончился ничем хорошим!
— Вот-вот! Абсолютно верно! Не понимаю, почему ты такая упрямая!
Ты хочешь поехать на шестичасовом или на десятичасовом поезде? —
спросила мама.
— Без разницы! — ответила Джессика, залпом допила воду, схватила
кота и побежала к выходу. — До вечера!
