Один из самых первых лирических авторов на земле – римский поэт Катулл ещё до новой эры вывел изящную формулу: «То, что говорит женщина любящему её человеку, писано на ветре и быстротекущей воде». Сам он был уверен, что поэт может запечатлеть сказанное любимой женщине – на скрижалях вечности.
В русской авторской поэзии, зародившейся довольно поздно и достигнувшей стремительного взлёта, любовная лирика сложилась в неповторимый Гимн женщине. Потом и сами поэтессы достойно ответили классикам, дополнили песню любви прекрасными звуками, пролили свет женского сердца. Недаром Михаил Лермонтов посвятил братские строки графине Евдокии Ростопчиной:
Я верю: под одной звездою
Мы с вами были рождены…
Ему позже вторил замоскворецкий поэт и критик, автор пронзительных авторских песен Аполлон Григорьев:
Мне стыдно женщину любить
И не назвать её сестрой.
Но этот сборник, названный по строке Валерия Брюсова: «Ты – женщина, и этим ты права…», являет собой незатихающие и порой далеко не сестринские созвучия Гимна женщине, сотворённого поэтами-классиками и нашими современниками. Он передаёт, по словам Петра Вяземского:
Преданье темное о том, что было ясным,
И упование того, что будет вновь;
Души, настроенной к созвучию с прекрасным,
Три вечные струны: молитва, песнь, любовь!
Три вечные струны гармонично зазвучали в лирике прошлых веков, в Золотом веке русской поэзии, потом откликнулись сиреневыми мелодиями в поэзии Серебряного века и, наконец, сквозь кровь и созидание ХХ века дошли до нового тысячелетия, продолжая и развивая отечественные традиции, нарушая каноны и принося порой диссонансы. Тем не менее, пушкинский завет остаётся в силе и продолжает освещать творчество подлинных лириков:
Всё в ней гармония, всё диво,
Всё выше мира и страстей;
Она покоится стыдливо
В красе торжественной своей…
Поэты нового времени вступали в след своих современников или находили новые воздушные пути, по выражению Бориса Пастернака, но сам он, обновитель поэтического языка, признавался с некрасовской ясностью:
И так как с малых детских лет
Я ранен женской долей.
И след поэта – только след
Её путей – не более…
Трагический век внёс свои мотивы и, кроме изящных камей, вроде той, что изображена на обложке книги, появились другие портреты – суровые, как у ссыльного Варлама Шаламова:
На склоне гор, на склоне лет
Я выбил в камне твой портрет.
Кирка и обух топора
Надежней хрупкого пера.
Или, напротив, мягкие, буколические, как у Виктора Бокова, который, к слову, тоже прошёл испытание Сибирью:
У тебя не глаза, а лето,
Что теплом поманило с утра.
А сама ты – собрание света,
Справедливости и добра!
Бесконечные признания, неисчерпаемые ипостаси, выразительные черты в портрете Женщины. Максим Горький, которого сегодня редко цитируют, вынес из глубин народной нравственности и высказал с вершин мирового признания точное суждение: «Высота культуры определяется отношением к женщине». В наше антипоэтическое время, увы, далеко не все стихотворные произведения могут выдержать испытание подобной высотой. Они в сборник – не включены.
Шедевры любовной лирики, возвышающие образ Женщины, ещё раз доказывают чувствующему человеку, что русская поэзия – вершина культуры, что русские поэты – умели и не разучились любить. Может быть, как никакие другие в мире. Нам вот неистовый Виссарион Белинский долго внушал, что «Евгений Онегин» – энциклопедия русской жизни, а президент куртуазной Франции Жак Ширак прочитал и перевёл его как неподражаемый любовный роман. Ведь так оно и есть! Для меня важны свидетельства отдалившихся братьев славян, которые близки по языку к русскому, но знают и европейскую литературу. Вот что говорит филолог и радиожурналист – директор Черногорского радио Драган Попадич: «Мы любим русскую литературу. Достоевский все объяснил про натуру русского человека и славянина. Пушкин – сама гармония, письмо Татьяне к Онегину – лучшие лирические строки в мире (начал мне читать без акцента “Я к вам пишу, чего же боле…”.). А стихи Есенина любимой или письмо к матери – слезы вызывают. Читаю всё в подлиннике – ведь по-сербски это не так красиво звучит: “Ты излазишь на пут в старой свитке”. Ну, а сила чувства ваших поэтов – европейцам – не дана!».
