Завтра не будет так, как сегодня.
Захлебнемся во сне простынями.
Завтра воскреснем, напившись из моря,
Поднимая тело со дна над волнами.
***
Заскрипели пневмотормоза, и стальной подземный червь пустил усталый пар. Из вагона посыпались люди. Масса мрачных лиц заполняла освещенный десятками белых ламп вокзал метро. Рослые, низкие ; бородатые и лысые – у всех едины тусклые глаза вторника. Каждодневные люди.
Человек в рабочей куртке и легкой щетиной на лице вышел последним. Поднимаясь вверх на эскалаторе, он возвращался в его мир. Яркий свет в конце туннеля потихоньку сменился на мрак ночи и яркие блики неоновых вывесок. Немного постояв, мужчина закурил. Затем закинул ногу на заледеневшие перила, чтобы завязать шнурки ботинок, окунул руки в карманы штанин и зашагал по заснеженному тротуару. Уголек в уголке треснувших губ мерцал и искрил – он не курил по привычке: сигарета была одним из элементов его одежды. Так сказать, для образа. По началу было противно, но сейчас он уже и не чувствовал горький дым. Возможно, уже и не вдыхал его.
Проходя свой фарватер, усталый работник ловил взглядом горящие окна. Ему нравилось смотреть со стороны, как живут другие. Он ловил запах пожелтевших обоев, жаренной в масле рыбы и, напротив, пестрых цветов на подоконниках и масляных картин. Он наблюдал за птицами, что вечерами покровительствовали на линиях электропередач, а, бывало, подкармливал бродячих собак. Ему даже приглянулся один потерявшийся грязный, слепой пес с ошейником, но держать его дома не позволяла аллергия.
Ну вот, он уже и в центре города. Отсюда по проспекту до дома пол – часа ходу на своих двоих. Общественный транспорт в такое позднее время уже не ходит, такси обходится через мерно дорого, а собственной машины нет. И вряд ли будет. «Свежий воздух и прогулки поддержат форму»,– верил сдавший смену рабочий.
Все те же машины, все те же светофоры и знаки… Можно идти, думая о чем-то своем, не обращая внимания на окружение.
Мужчина резко остановился. Он почувствовал напряжение на затылке и за ушами, какое бывает, когда со спины на тебя кто-то пристально смотрит. Плавно повернув шею, он осторожно оглянулся назад. Пешеходы все так же брели куда-то в свои квартиры, норы и чердаки. Никто за ним не наблюдал, и никто не преследовал его.
Странно, но, казалось, изменился сам проспект. Точно. Света в том переулке никогда не было…
Скорее от любопытства человек смело вернулся на пару шагов назад и заглянул в узкий проем меж двух кирпичных домов. Мусорные баки, коробки, ящики, какой-то бомж… в конце был тупик. Переулок кончался закрытой деревянной дверью (что интересно: дверь была без ручки) над которой тускло отливал сияние плафон, и вяло кружила тройка мушек. Ни вывесок, ни номера дома не было. Лишь один вертикальный ряд окон. И во всех горел свет.
Неожиданно дверь распахнулась, и внутренний голос толкнул мужчину внутрь незнакомой многоэтажки.
Здесь все выглядело каким-то винтажным: маленький вестибюль был обшит красным деревом, хрустальные люстры и картины, о которых мужчина никогда не слышал и не встречал в журналах про искусство. Огромных размеров ковер и узкая деревянная лестница, ведущая на этаж выше.
– Я тут – послышался голос.
Мужчина молча прошел к стойке, за которой сидел невысокий дедушка и что-то быстро набирал на печатной машинке. Перед ним стояла керосиновая лампа и килограммы переплетенной бичевой макулатуры, но рабочий мог видеть только его лысину и пигментные пятна на носу: слишком был низок «администратор». Пару мгновений неуютного молчания и, наконец, дедушка, не переставая надзирать за свежими свинцовыми буквами, взмахом кисти указал шариковой ручкой на лестницу, не проронив ни слова.
