– Я не виноват… Я действительно не виноват. Отец Константин! Спасите меня!…
Диакон Константин Александрович Франтов проснулся среди ночи от страшенного кошмара. Ему вдруг привиделось во всех подробностях, что один из прихожан храма архангела Михаила, где он служил, убил свою жену. Прихожанина этого во сне он увидел чётко. Фома Сергеев, старший сын зажиточного крестьянина, молодой человек восемнадцати неполных лет, в храме бывал часто, был боголюбив, трудолюбив и весьма высокого умственного развития. Отец Константин сблизился с ним на почве любви к книгам и даже немного начал руководить им в выборе литературы, стремясь ещё более развить его природные таланты.
Абсурдность диаконского сна заключалась ещё в том, что никакой жены у Фомы не было. А даже если и была бы, то более смиренного и незлобивого существа, чем Фома, отец Константин ещё не встречал.
– Да и вообще, верить снам пустое бабье дело! – сердито заключил диакон вслух и пошёл умываться к большому медному рукомойнику в кухне.
В просторной полутемной гостиной негромко прозвонили старинные напольные часы.
–Пять, – поморщился отец Константин. Он не любил эти часы. Они были громоздкие и очень древние, механизм их регулярно заедал, а бой часов напоминал унылый скрежет металла по стеклу. Но убрать часы куда-нибудь было просто невозможно. Дом, где жила молодая семья отца диакона, принадлежал приходу, а часы остались в наследство от предыдущего настоятеля и были подарены ещё очень давно самым щедрым благотворителем, который взял на себя основные затраты по постройке каменного храма. Предыдущий настоятель уже упокоился на местном погосте, новый священник жил в собственном доме недалеко от храма, а благодетель, местный барин, Максимилиан Полторацкий здравствовал до сих пор и постоянно интересовался часами.
– Ну что, отец диакон, бережёшь мой подарок? Смотри, пылинки с него сдувай! Это из Женевы, дорогая вещь.
– Починить бы их, Максимилиан Владимирович,– хмуро говорил отец диакон, глядя в пол и ни на что уже собственно не рассчитывая.
– Мастеров нет, – разводил руками помещик,– но ты всё равно береги.
– Может Вы их себе обратно заберёте? А то вдруг не дослежу?– каждый раз с надеждой интересовался диакон.
Полторацкий махал рукой:
– Я говорю: береги! Детей у тебя пока нет, повредить их некому.
Отец Константин на этом месте радостно улыбался. Детей пока не было, но на Михайлов день они с матушкой уже ожидали прибавления. Больше года прошло с их свадьбы и ребёночка они ждали оба уже с большим нетерпением.
Диакон очнулся от своих мыслей и понял, что очень замёрз, стоя босыми ногами на полу, возле часов. Он зевнул, размашисто перекрестился и отправился собираться на службу.
Остатки сна ещё не совсем исчезли из памяти и несмотря на его скептическое отношение всё-таки тревожили его.
Утро было туманным и сырым. Небо в клочьях свинцовых туч обещало вязкий хмурый день. Отчаянно зевая, отец Константин дошёл по пустынному двору до запертого храма и достал из кармана рясы большую связку ключей. Он любил приходить первым и приготавливать храм к службе. Сегодня же в утреннем непогожем полумраке диакон вдруг неожиданно увидел чью-то темную фигуру возле самого входа.
– Кто такой? – громким басом пророкотал отец Константин.
– Ах, это ты, Фома! Ну, здравствуй! А что так рано?
Фома молчал, но по его понурому виду было понятно, что он сильно чем-то расстроен.
– Фома, заходи скорее в храм, не будем мерзнуть на улице, – торопливо произнёс диакон и гремя ключами наконец-то открыл массивную дубовую дверь.
– Говори же скорее, что случилось? Что с тобой? – сказал отец Константин, когда они зашли в прохладный уютный полумрак храма. Продолжительное молчание Фомы уже сильно взволновало его и кошмарный сон опять начал упорно лезть в голову.
