Я проснулся как всегда засветло, сполз с жалобно скрипнувшей кровати, потянулся сладко, зевнул и хотел было включить свет, да передумал. Негоже зря расходовать электрическую энергию, не по-хозяйски это. Всего-то и делов – натянуть поверх кальсонов штопаные турецкие джинсы, обмотать стопы портянками, сунуть ноги в кирзачи да телогрейку поверх тельника накинуть. А кепка пусть пока на лавке полежит, кепку нахлобучить успею.
Одевшись в потемках, я нашарил на столе холодный заварной чайник и черствую хлебную горбушку.
Хлебнув заварки, пожевал хлебушка, пригладил свалявшиеся со сна волосы, огладил бороду и, прикурив беломорину, двинулся в сени. По дороге прихватил кепку и в который раз подумал, что пора бы подстричь русые с проседью космы, да и бороду не помешает подровнять.
В сенях меня дожидались собственноручно выструганная палочка грибника и замысловато плетенное объемистое лукошко. Вооружившись палкой и лукошком, я вышел во двор, замкнул висячий замок на дверях избы, спрятал ключ в щели сруба и поспешил в сортир, что притулился на краю участка.
Соседская дворняга по кличке Мариана очнулась, когда я уже выходил на улицу, закрывал за собой калитку. Псина, названная в честь героини мексиканского телесериала, запоздало тявкнула, возмутилась нарушением заведенного в деревеньке графика жизни. Дурная собака. Я почти каждый день встаю раньше всех и отправляюсь в лес, а она все никак не привыкнет. Склероз у собачки, не иначе.
Я шел посередине единственной в деревне улицы, пыхтел «Беломором» и от нечего делать вертел головой в разные стороны. В жидком свете бледнеющей луны брошенные избушки выглядели зловеще. Справа и слева, через один, пустой дом. Ветшает деревенька. Вымрут старики, подрастут и уедут в город дети моего соседа Мирона, и конец поселению. А ведь не медвежий угол, на машине отсюда до Твери всего-то час езды. И все равно не желает молодежь копошиться в земле, предпочитает город с его цивилизованными соблазнами. Дома продаются за бесценок, я свой купил вместе с участком и всеми хозяйственными постройками меньше, чем за тыщу зеленых. Прежнее жилище под Ярославлем продал за три, две штуки сэкономил и перебрался сюда, вроде как заниматься фермерством. Впрочем, заграничное словечко «фермер» мне не нравится. Я вырос в Сибири, в тайге, знаком с работой на земле не понаслышке и на все сто процентов убежден, что синонимом ихнему «фермер» будет нашенское полузабытое «кулак». А я перебрался под Тверь отнюдь не затевать кулацкое подворье, я намерен крестьянствовать, вести, так сказать, натуральное хозяйство. И сбор халявных даров природы, грибов в частности, для моего хозяйства какое-никакое, но подспорье.
Меж тем я сейчас иду в лес не только ради белых с подосиновиками. Собирательство, честно говоря, лишь повод уединиться. На самом деле мне необходимо скрыться ненадолго от лишних случайных и любопытных глаз.
Как только я вошел в лес, то сразу же потопал быстрее. Меня не смущает темень кромешная, в лесу мне хорошо, здесь я чувствую себя своим что ночью, что днем. Я шел, все ускоряя и ускоряя шаг, и минут через сорок знакомые стежки-дорожки вывели меня на скромных размеров полянку у тихой лесной речушки.
Туман белым саваном стелился над темными водами безымянной протоки, ласково шуршала под ногами тяжелая от росы трава. Я сбросил с плеч телогрейку, едва ступив на поляну. Отшвырнул палку грибника, лукошко, тряхнув головой, лишился кепки, разулся, снял джинсы, кальсоны, стянул через голову тельняшку и приступил к разминке.
В первую очередь, как и положено, размял мышцы, начав с голеностопа и закончив мышцами лица. Затем похрустел суставами, помучил позвоночник и, когда разогрелся как следует, занялся акробатикой.
