Глава первая, в которой я совершаю убийство
Я вышел из дома и стал выбирать маршрут. Это заняло непривычно много времени – почти десять секунд. Я, как дурак, стоял у подъезда и ждал, пока мой компьютер решит, как мне лучше ехать – на трех автобусах или на двух автобусах и метро. Компьютер выбрал три автобуса и посоветовал поторопиться – первый должен был вот-вот подойти. Я ускорил шаг, а последние десять метров даже пробежал – лучше немного напрячься, чем полчаса стоять на остановке, ожидая следующего автобуса. Впрочем, в этом случае компьютер наверняка посоветовал бы переключиться на второй вариант.
Я сунул студенческий проездной в щель турникета и вошел в автобус. Как ни странно, были свободные места. Наверное, где-нибудь в трех-четырех кварталах отсюда произошла авария, резко изменившая картину транспортных потоков, и этот рейс, ранее бывший неудобным, резко повысил свой статус. Видимо, этим и объясняется повышенная задумчивость компьютера. Еще можно сделать вывод, что ехать я буду долго. Ну и хрен с ним.
Я сел, хотел было почитать, но передумал и уставился в окно. Автобус проехал метров пятьдесят и уткнулся в пробку. Транспортные пробки – вечная проблема в Москве. Непрерывно строится метро, светофоры постепенно заменяются многоуровневыми развязками, но ничего не меняется. Двенадцать лет назад ввели лицензирование личного автотранспорта, но это тоже ничего не изменило. Если бы не это лицензирование, папа купил бы мне машину, конечно, не «Мерседес-300» с электродистанционной системой управления, как у себя, а какую-нибудь развалюху без автопилота лет пятнадцати от роду. Папа начинал с «шестерки» и до сих пор считает, что первая машина должна быть похожа на ведро с гайками. А еще он считает, что в мои восемнадцать лет можно начинать зарабатывать деньги самостоятельно. В общем-то он прав, но учиться и работать одновременно очень неудобно, а когда семья не бедствует и нет прямой необходимости в моем личном заработке – просто глупо. Это все американские идеи, которых он нахватался в полете (папа произносит это слово очень значительно – ПОЛЕТ).
Мой папа – бывший космонавт. Он не любит этой формулировки, говорит, что космонавты не бывают бывшими, но он летал в космос последний раз еще до моего рождения. Папа был бортинженером в первой экспедиции на Марс. Когда я был маленьким, то очень этим гордился, и почти все товарищи по детскому саду мне завидовали. В пять лет я даже дал интервью какому-то журналисту. Ничего дельного, естественно, не сказал, только перечислил свои любимые сказки, подтвердил, что люблю маму и папу, и прочитал стишок про бычка. Сам я всего этого не помню, но мама очень любит вспоминать тот случай.
Сейчас то, что я – сын космонавта, вызывает только вежливый интерес. Прошло почти двадцать лет, на Марс летали вторая и третья экспедиции, ничего интересного там так и не нашли, и оказалось, что Марс никому не нужен. Папа потом летал еще один раз, но это был обычный рейс «Юрия Гагарина» на МКС-6. А потом врачи обнаружили у папы в организме что-то совсем не опасное, но не позволяющее летать в космос. С тех пор он читает лекции в Звездном Городке, и, судя по тому, что ему доверяют только первый и второй курс, читает их не очень хорошо. Но зарплату и пенсию платят вовремя, а больше нам ничего не нужно. Мама говорит, что одно время папа много пил, а потом перестал. Теперь он почти все время живет на даче, пытается вывести новый сорт каких-то цветов с непроизносимым названием. Почти половина его зарплаты уходит генетическим лабораториям, но мы все равно не бедствуем.
Автобус проехал-таки перекресток и разогнался до 80 км/ч. Те участки дороги, которые каким-то чудом не забиты транспортом, надо проезжать как можно быстрее, это естественно. Я поправил галстук. Лет десять назад вернулась мода на строгие костюмы, мне она очень не нравится, но ничего не поделаешь. Если я приду к Маринке в потрепанном джинсовом костюме, как папа раньше приходил к маме, Маринка просто обидится – сейчас в джинсах по городу ходит только шпана. Вот и приходится терпеть неудобства.
