Глава 1
Савелий продрог. Он редко мёрз, но сегодня неестественный холод пробирал его до костей. Отчего бы? Ведь день, хоть и осенний стоит, но тёплый и тихий, безветренный, разве что сыро и туманная взвесь висит над землёй, лезет под одежду, оседает на волосах, выхолаживает, прогоняя остатки тепла. Уж лучше бы дождь прошёл что ли, но нет, небо свинцовое висит прямо над головой тяжёлым переполненным мешком, с самой зари грозит прохудиться, но дождём не проливается, а вездесущая хмарь так и лезет под одежду, пропитывая её влагой.
Ну да ничего. Авось, не околеет совсем уж, не в лесу, всё ж-таки, жильё кругом, люди, глядишь, ежели не сложится в усадьбе, в деревню вернётся, там может приютит кто, на ночёвку, хоть на сеновал пустит, хоть в хлев, привычный он, всяко бывало в жизни его бродячей. Главное, что цели своего пути достиг, пришёл туда, куда стремился. Что же дальше? Как сложится?
Савелий озирался, хмурясь и неодобрительно качая головой. Ему определённо не нравилось это место. Шёл в усадьбу, а попал… да разве ж усадьба это? Нет, особняк большой, спору нет, и, наверное, когда-то красивым был, но как же запущено всё! Облезлые стены со вздувшейся краской, облупившиеся колонны, ступени у входа такие, что в потёмках всяко лучше не ходить, зашибиться ненароком можно. Верно, когда-то знавала усадьба времена богатые и успешные, дом с размахом выстроен, с любовью, на века. Да минули те времена, обнищала усадьба, дом уныло таращится на путника тёмными окнами, мокнет под хмарью неухоженный парк, чернеют хилые деревья и только флигель, с такими же облупившимися стенами, как и особняк, чуть отличается выкрашенным в ярко-алый цвет крыльцом. А ещё удивило, что ни одной души на территории усадьбы не встретил Савелий – ни служки, ни мальчишки-подмастерья – никого. И спросить-то не у кого, куда ему путь держать, к кому с поклоном идти.
При здравом размышлении, Савелий направился к яркому крыльцу флигеля. Во флигеле, как правило, селили прислугу, стало быть, управляющего искать именно там нужно. Крыльцо деревянное, новенькое, ещё деревом да свежей краской пахнет, видать, старое в негодность пришло, обновили, прокопчённый фонарь над входной дверью болтается, скрипит, хоть и безветренно нынче, скамейка стоит возле стены флигеля, рассохшаяся, старая и покосившаяся. Ох и странное место!
Ступенька скрипнула протяжно под тяжёлым шагом Савелия, застонала, словно пожаловалась, путник лишь головой качнул: коли так небрежно господа хозяйство ведут, как же с людьми обращаются? Того хуже?
На стук, держа в руке зажжённую лампаду, вышел из дома мужик. Росту невысокого, но крепкий, широкоплечий, одетый добротно, с аккуратно подстриженной бородой – Савелию одного взгляда хватило, чтобы признать в нём управляющего. Подивился, что тот с лампадой вышел, ведь мгла не легла ещё, хоть и сумерки, а видать всё, но ничем удивления не выказал, ни взглядом, ни жестом, лишь поклонился слегка, с достоинством, неторопливо, поздоровался:
– Мира в твой дом!
– И тебе, прохожий человек, мира! – внимательно разглядывая его, нехотя отозвался управляющий и бросил настороженный взгляд по сторонам, быстро оглядев пустой двор. – Заплутал никак или же надобность какая к нам привела?
– Слыхал я, в усадьбу мастеровых нанимают?
И снова оглядел путника управляющий. Внимательно так оглядел, с опаской даже, словно сомневался, стоит ли вообще разговаривать с прохожим, может, лучше прогнать со двора? Он задумчиво почесал нос, сдвинул картуз на затылок, вздохнул, вернул головной убор на место и проворчал по-стариковски:
– Да кто ж, мил человек, после захода солнца на работу подряжается? Ты поутру приходи.
– А по мне всё одно – что после захода, что на рассвете. Как добрался, так и в дверь постучал. А уж решать тебе, как поступишь. Коли путь укажешь – уйду, да только не разбрасывался бы ты мастеровыми, прогадаешь.
