Перевернутый желтый клинок луны на середине реки вдруг закачался и задрожал, черная гладь воды мелко зарябила. Плеснула волна, фыркнула лошадь, на серебристой лунной дорожке показался плывущий, подталкиваемый течением, контур лошадиной головы, потом – еще, еще и еще.
Два десятка лазутчиков тумэтов переправились ночью через Онон и с первым рассветом двинулись в глубь Ара Халхи.>1 Один из воинов, блеснув в темноте булатными наплечниками, обернулся в сторону едва алеющего восхода и, приблизив сложенные чашечкой ладони к губам, издал протяжный волчий вой. Через мгновенье из-за реки ему ответили таким же тоскующим воем. Тумэт что-то весело крикнул остальным и набегу лошади вскочил в седло…
В полдень пятеро хори-тумэтов вспугнули из березовой рощицы стайку косуль и азартно погнали по высокой траве к берегу реки. Люди были мускулисты и сухи, как стрелы из ветвей дикого персика, на лицах решительно темно-бронзового цвета сверкали веселые глаза. Первому стрела вонзилась в спину, и он, вскрикнув, повалился в траву, испуганная лошадь шарахнулась и понеслась одиноко в степь. Второй оглянулся, и стрела со свистом пробила ему горло, опрокинув в бок. И сразу же из ближнего к рощице леса вылетели на конях проворные тумэты с обнаженными саблями и с диким визгом начали окружать оставшихся.
Двое молодых и узколицых, без кольчуг и островерхих малгаях>2, были зарублены, не успев понять случившегося.
– Третьего взять живым! – хрипло закричал громадный старший тумэтов, отстегивая на быстром скаку от седла волосяной аркан. Но третий поднял на дыбы буйного гнедого, развернул и, пригнувшись, выпустил стрелу, убив летящего на него с копьем врага. Быстро воткнув лук в налучник, всадник вырвал из ножен саблю, бросил гнедого наметом на чужаков и, ворвавшись невредимым в самую их гущу, начал рубил направо и на лево. От крутящегося вихря невероятной силы и ожесточения повеяло ужасом! Старший тумэтов бросил аркан на траву.
Третий дрался страшнее дикого зверя. Трещали и ломались копья, сверкали и звенели сабли, щиты, кольчуги, хрипели и падали зарубленные, дымилась кровь. Бешенный клубок из людей и коней кружил по степи, истоптались и окровавилась трава.
Третий зарубил шестерых. Рассвирепевшие ине ведающие страха смерти тумэты, вот-вот готовы были проткнуть всадника множеством копий, когда тот, жутко закричав, страшным ударом разрубил надвое старшего врагов. Хлестнула бешенной струей горячая живая кровь, вырвавшаяся из разгоряченной плоти, единое быстрое тело человека развалилась от плеча до бедра! Еще дымились и дергались на траве кровавые половины туши, еще шевелились губы, не досказавшие последнее проклятье, как один из чужаков закричал:
– Это Барас! Шолмос,>3 он заговоренный!
Жестокий и огромный всадник оскалился и, рыча, снова ринулся на ошеломленных тумэтов, и никогда не отступавшие войны повернули коней. Кричавший замешкался, встретившись взглядом с хори-тумэтов и не успел развернуть саврасого коня. На всем скаку всадник отсек ему голову. Тяжело и хрипло дыша, рыча и оскаливаясь, он быстро оглядывал место сечи, потом увидел мчавшихся тумэтов, кони которых поднимали тающее облачко пыли за сопкой.
Третий остался жив! Это был высокий мужчина с длинными и мускулистыми руками, его мощная грудь, обтянутая чешуйчатой кольчугой, вздымалась и опускалась. Бросив саблю в ножны, он снял шлем из толстой бычьей кожи, обложенный железными пластинами и вытер ладонью с побуревшего лица грязный пот. Голова его были обрита, длинная черная коса плетью свисала на спину. Всадник слез с коня и перевернул ногой окровавленную голову в смятой рыжей траве, смотревшую застывшими глазами на белые облака в голубом небе.