– Свободная касса! – всего пять минут продержаться и домой. Устала. Глаза еле открываются, словно не отдыхала лет сто. Выработалась. Вторая неделя без выходных. Сменщица ушла в декрет, а молодежь работать не хочет. И вроде я и сама не так и далека, от этой молодежи – всего-то тридцать лет, но чувствую разницу. Между теми, кто родился в девяностых, и теми, кто после двухтысячных: иные запросы, иные взгляды, совершенно другие потребности.
– Извините, касса закрыта. – Все, хватит. Я и так, уже задержалась, а ведь еще сдавать наличность, готовить отчет и добираться домой, к черту на кулички. Надоело перерабатывать!
– Но я такую очередь простояла! – Поднимаю голову, передо мной парень лет двадцати и девушка, моложе его с надутыми губами и ресницами, как у кукол. Агнец Божий, сама невинность.
– Отпусти нас, потом закроешь! – пролепетал этот хмырь.
– Сожалею. Моя смена закончилась пятнадцать минут назад. Над головой висит табло с предупреждением, что касса работает до двадцати трёх, ноль-ноль. Перейдите в другую очередь.
– Слышь, я сказал… – Я не стала его слушать и перебила.
– Что бы вы здесь ни наговорили, я уже нажала на волшебную кнопочку. Программа не пропустит. Если что-то не нравится, – указала на стену с информацией, – там висит «книга отзывов и предложений». Можете высказаться в нее. Хорошего вечера.
Достали. В мое время, всех воспитывали с уважением к людям всех профессий. Какое-то иное измерение, ей Богу. И так каждый день: то не улыбнулась, то посмотрела не так, то поздно открылась, то рано закрылась. Замкнутый круг, повторяющийся день за днем.
Сдав смену, я переоделась и уверенно направилась к выходу. Пройдя несколько улиц и свернув в парк, где освещение было тусклым, я наткнулась на прежнюю парочку с компанией, стояли и преграждали мне дорогу. Ну что за дела, начинается спектакль. Что может быть захватывающе, чем толпой запугать работницу общепита? Они словно ждали этого момента, и тут же последовал удар по полной урне, а ее содержимое разлетелось по тротуару.
Когда все это происходит, чувствуется горечь происходящего. А ведь каждый из нас имеет право на уважение – даже в нашем, порой, глухом мире.
– Слушай, овца. Мы ведь просили по-хорошему, чтобы ты нам пробила эти гребаные гамбургеры, а ты ведёшь себя как скотина. – Ну вот и приплыли, это я веду себя по-скотски. Отлично.
– Ребята, поняла. Приняла к сведению. Больше так не буду. Ну что, давайте представим, будто вы молодцы. Мне всё сказали, я всё выслушала, поплакала от обиды, и вы, пожалев меня, отпустили домой. Как вам такое?
– Ты, похоже, совсем коньки попутала. Что ты несёшь? – И правда, что я несу?
– Ясно. Тогда давайте побыстрее. У меня дома голодный кот, а я уже четырнадцать часов на смене. Есть кнопка ускоренной перемотки?
– Братух, да она вообще не в себе. Мы ей слово, она десять. Может, и не стоит? – вмешался третий.
– Какой «может и не стоит». Она Катюху обидела. – Да, было бы чем, всего-то, закрылась по часам.
– Ну решайте сами, кого я обидела, и чем. А я пойду. Это бред какой-то. Неудачный наезд. – Я обошла нескольких, но не успела уйти от толпы, как почувствовала толчок в спину. Не удержав равновесия, упала, больно ударившись головой. Кажется, бордюр зацепила.
– Э, Катюха, ты что делаешь? Зачем ты ее толкнула?
– Она просто меня бесит – а у нее противный, писклявый голос.
Меня начинает просто отключать. Великое благо, потерять сознание прямо на улице.
В голове пронеслась целая буря мыслей: голодный кот, деньги в кошельке, которые, без сомнения, отнимут эти мелкие твари, и пронизывающий осенний холод – заболею ведь еще…
