Прямых девяностоградусная пересеченность,
Суммаугольность, стиснутая кубом,
Сосредоточенная неотвлеченность
Закованная ребробревенчатым срубом.
Кубометрами измеряются объемы шара,
Стоят в шеренгах владельцы извилин,
Распрямления ноющая усталость,
Когда никто ни пред кем, ни в чем не повинен…
Города – суть торжества прямой линии над кривой,
Но радость определена границей,
За горизонтом, за городскою чертой,
Меридианам на Полюсе надо слиться
А вот в каких кубометрах баранина облаков,
И откуда мерить, сверху ли, снизу…
Рука хватает ультрамариновый плов,
Извилины отторгают мысли про кризис.
Ведь не зря говорят, что вывозит всегда кривая,
В кривизне извилины сила мысли,
Посмотришь – график кривизною пугает,
Прямая ж на графике – смерть. Признак, что вышли,
Покинули тело силы его питающие,
И путь этих сил тоже, увы, не прям,
Душам из тел в кривизну улетающим,
Не избегнуть ни взлетов, ни падений ям.
Ощутивший Пространство осмыслит вульгарность прямой,
Она всегда обернется кривою.
Одному на смену другой приходит строй,
Левою шаг меньше, чем правою ногою.
Или наоборот, если смотришь в зеркальную гладь,
Постигая доказанности сути…
Но вместо них неприятная глазу рябь,
Непонятно складывающиеся судьбы.
И ничто не засчитывается, никакой порыв
Не приравнивается к абсолюту.
Нет прямой, есть конечность, отрезок, обрыв,
Труб органа объемность и нежность струн лютни…
А над оскалом прямой, клацающей примитивом,
Сплошной ритуально – этнический вой,
С монотонным, дымно – кадильным мотивом.
И защищающий этнос воюющий строй,
Или идею, требующую сожжения книг,
Ведьм, непокорных жен осмелившихся
Испытать вне брака любви настоящей миг,
Даже в тайных мечтах, неопосредованно.
Некогда спрашивало, затем отвечало одно
Радио, о том может ли, например,
Чукча править, как оленями, всей страной?
Так уж правил, не хуже, чем грузин изувер…
Или вот, в американских штатах благословенных,
Их же самокрещенными попами,
