Это было всегда. Так ему казалось. Он не знал, кто он, что он собой представляет, у него не было имени, не было прошлого, будущего. Было только настоящее, в котором тоже ничего не было. Лишь бесконечный белый туман, в котором он находился, то растворяясь в нем, то снова выделяя себя как нечто иное.
Вспышки осознания были болезненны, ему казалось, что он должен что-то вспомнить, но что? Постепенно стали появляться сны. Сны – первое слово, которое он вспомнил. Они повторялись и никогда ничего не проясняли. В этих снах он двигался, плыл, каждый раз приближаясь к одному и тому же месту. Он знал, что там царит ужас, но его неудержимо влекло туда.
Потом он почувствовал, что стремительно несется сквозь этот туман, как ему казалось, вниз, потом так же стремительно взмывает вверх. Хотя направления вниз и вверх были весьма условны. Он не ощущал ни своего тела, ни рук, ни ног. Он был сгустком энергии, несущейся неведомо откуда неведомо куда. И заканчивалось все одинаково: он испытывал невероятную, непереносимую душевную боль, страх, отчаяние. После вспышки боли на миг возникала картинка: кровавая человеческая клякса на грязно-сером асфальтовом дне двора. Потом следовал провал в сознании, затем все повторялось. Это происходило бесчисленное количество раз. Это было с ним как будто всегда. И ничего не осталось, кроме этого.
Постепенно, когда, казалось, прошло много веков, дней и лет, вспомнились другие слова: дом, дорога, дерево, темнота, мама, музыка, сестра. Проплывали смутные образы, картинки, похожие на тени этих слов. После того как картинка становилась четкой, следовала вспышка света и мгновенное возвращение в кокон тумана. Постепенно он пришел к выводу, что с ним случилось что-то такое, чего он не в силах понять.
Когда чередование боли, падений и взлетов, отчаяния и смутных образов, желания понять происходящее стало нестерпимым, он взмолился о помощи. Он не знал, кого зовет, он просто беззвучно кричал: «Услышь меня, кто-нибудь! Услышь меня!» И кто-то услышал, и появился. Это был друг. По крайней мере, он излучал тепло и свет. Рядом с ним было спокойно. Он выглядел как человек, только за спиной в разные стороны расходились шесть лучей. На нем была легкая облегающая одежда вроде комбинезона светло-серого цвета. Откуда-то из глубин памяти возникло детское, бабушкино: Шестикрылый Серафим.
– Да, меня зовут Серафим, – беззвучно сказал друг.
– А кто я? – спросил Вадим.
– Ты – человек.
– Что со мной?
– Ты здесь.
– Где?
– Мы называем это место междумирье или полустанок. Здесь находятся те, кто не может двигаться дальше. Называй меня просто Сим.
– Хорошо. Расскажи мне все. Я… умер? Как странно говорить это о себе. Подожди… Я, кажется, знаю, как меня зовут… или… звали? Тьфу, запутался совсем. В общем, я – Вадим. Мне восемнадцать. А ты кто?
– Я буду с тобой, пока ты во мне нуждаешься.
– А почему я не могу двигаться дальше?
– Ты нарушил закон.
– Какой закон?
– Нельзя отнимать жизнь.
– Я, что… убил кого-то?
– Да. Себя.
Вспышка воспоминания была очень болезненной. Он снова летел куда-то, кувыркаясь, бесконечно падал, не в силах ничего сделать. Волны жара сменялись спазмами ледяного холода, иногда тысячи игл кололи все тело, иногда накатывала тошнота. И все это длилось, длилось, длилось бесконечно долго. И в конце пути он снова увидел четкую картину, как будто смотрел откуда-то сверху: серый и грязный двор, на асфальте изломанное и неестественно вывернутое человеческое тело в луже крови. С ужасом, понимая, что это он сам, Вадим отчаянно завопил: “Си-и-и-м!”, – и перестал что-либо ощущать.
Когда он очнулся, мир вокруг изменился. Он уже не плавал в белом тумане, а лежал на мягкой траве. Серафим по-прежнему был рядом. Они находились на лесной поляне, вокруг росли березы, клены, дубы. Вадим пошевелился, ощутил и увидел, наконец, свои руки, ноги, тело. На нем была привычная одежда: джинсы и синяя футболка, на ногах старые кроссовки. Юноша осмотрел себя и убедился, что с телом все в порядке. Удивило то, что куда-то пропал старый детский шрам чуть ниже локтя, след падения с велосипеда. Тогда он сильно рассек руку об ограду газона. А сейчас кожа на этом месте была чистой и гладкой, как будто и не было никогда шрама. Неожиданно он вспомнил, что реально погиб, упав с крыши дома. И его пробила крупная дрожь.
