Я прислонил ладонь к холодному стеклу и открыл глаза. Внутри капсулы горит свет, тихо работает вентилятор, горячим воздухом согревая мое тело и осушая стены после заморозки. Включился двигатель, поднимающий капсулу вертикально, и я, немного проскользив на спине, встал на ноги. Я глубоко вдохнул, и легкие словно заскрипели. Протер рукой стекло. Как странно. Почему за стеклом темнота? Мы должны прибыть утром, а не ночью, значит, в работе алгоритма высадки что-то пошло не так. Конечно, это не повод паниковать раньше времени, главное, что пробуждение прошло успешно. Молотом в груди стучит сердце под действием разгоняющего препарата. Раствор, заполнивший кровеносную систему на время заморозки, полностью откачался, а тело заполнилось моей собственной кровью из пакетов. Я снова приложил ослабевшую руку к запотевшей стенке капсулы. Смахнул капли и пригляделся сквозь стекло в черноту ночи. И хотя внутри я дышу подготовленным чистым воздухом оптимальной температуры с правильной пропорцией кислорода, я чувствую неприязнь, отторжение всего вокруг. Нарастает чувство клаустрофобии, но я знаю, что через пару минут капсула откроется. Раздалось легкое шипение. Может быть, это выравнивается давление в капсуле и снаружи. Знакомо ли вам ощущение, когда не понимаешь, холодно тебе или жарко? Кажется, жарко, но озноб по всему телу. Я скрестил руки на груди и терпеливо продолжал ждать. Озноб прошел, стало тепло и комфортно. Пора выходить. Я слегка толкнул крышку, но она не поддалась. Тут как в стиральной машине: нельзя открыть раньше положенного срока, если стирка не закончена. Но я уже чувствовал себя полностью пробужденным. Даже легкое чувство голода появилось. Я стукнул по крышке изнутри – тщетно. Время шло. Совершенно точно я проснулся уже более пяти минут назад, но крышка не открывается. Может, капсула сломалась? Клаустрофобия все-таки настигла, и я стал бить ладонью в стекло и упираться двумя руками изо всех сил, отталкиваясь от задней стенки. Колпак из ударопрочного стекла, армированный стальной решеткой, не сдвигается даже на миллиметр. Становится жарко, и здесь все тяжелее дышать. Нет, пожалуй, я просто накручиваю себя, нужно успокоиться и расслабиться. Я сделал несколько глубоких вдохов. Проклятье, мне не хватает кислорода! Прекратилась его подача. Это действительно так, я заперт! Все просто. Система жизнеобеспечения перестала функционировать, потому что крышка уже должна быть открыта. Вот только крышка не открыта. Я продолжал давить на нее изо всех сил – без толку. Воздуха все меньше. И я закричал:
– Черт! Черт! Черт! Проклятье! Выпустите меня отсюда! На помощь!
В моей голове полетели обрывки воспоминаний, отрывки фильмов, историй о том, как кто-то был заживо похоронен. Но я не похоронен. Я здесь! Я живой!
– Кто-нибудь! Помогите мне!
И я продолжаю бить в стекло, на этот раз уже кулаками, чувствуя, как силы покидают меня.
Честно говоря, я вообще сомневаюсь, что там, за стеклом, меня слышно.
И приходит страх на уровне инстинктов, пронизывающий каждую клетку моего организма, закрадывающийся в потаенные уголки подсознания. Это страх смерти. Он включает панику, впрыскивает в сердце адреналин, заставляет истерически биться под закрытой крышкой. Я кричу, срывая неокрепшие после криогенного сна голосовые связки. Кричу изо всех сил, до хрипоты, до крови в горле. По щекам текут слезы от перенапряжения и отчаяния. Уже ослабленными руками я продолжаю стучать в стекло, но в узком пространстве даже размахнуться нормально нельзя. В глазах начинает темнеть. Я чувствую, как бешено бьется сердце. Колени подгибаются, я приседаю, но не до конца. Слишком мало места, чтобы сидеть. Как рыба на песке, я судорожно делаю последние вдохи. В этот момент раздается сильный треск. Помощь пришла! Кто-то вскрывает капсулу, выламывая запирающее устройство.
