08.10.1972
Чай не пьём без сухарей,
Не едим без сдобного,
Кто сказал, что плохо мы живём?
Ничего подобного!
Застольную песню тянут от всей души и, главное, громко. Опять забыли, что я сплю, и разбудили своим ором. Это Камчатка, я там жил с родителями, пока не закончил школу. Стоп! Не понял! Опять?! Господь с ней, с Камчаткой! Какое вообще сейчас число? Уф… Отлегло… А я уж было испугался, что вновь переместился в конец апреля. Но нет, сейчас 8 октября 1972 года. Сегодня вернулся из поездки на материк. Друзья семьи немного отметили мое прибытие, посмотрели привезенные подарки, рассказали поселковые новости и разошлись. Почти все… Самые стойкие еще отмечают… Изверги! Нормально поспать не дадут. Главное, самим же завтра на работу! Утром будут стенать и жаловаться на плохое самочувствие.
В голове теснятся воспоминания. На Камчатке я, Лёха Костров, жил с мамой и отчимом до окончания школы. В следующем месяце мне стукнет шестнадцать лет. Отчим, дядя Володя, – начальник геологической экспедиции, мама тоже работает в камералке. Сюда мы приехали из Москвы больше трех лет назад и года через полтора уедем обратно. После переезда я окончил институт, работал в НИИ, женился, завел сына. Потом загранкомандировки. За время моего отсутствия жена нашла себе партию получше. Развод, новый брак, дочка. В лихие девяностые чем только не занимался, лишь бы выжить и прокормить семью. В двухтысячных жизнь наладилась. Работал до пенсии. Потом остался один, никому особо не нужный и не интересный старик, без дел и без смысла в жизни. Друг предложил рискнуть, провести эксперимент, и я вернулся в детство.
Проснулся ночью 22 апреля 1972 года на Камчатке под ту же песню, что и сегодня, в дальнем посёлке, на тысячу с лишним километров севернее Питера, то есть Петропавловска-Камчатского. В тот год я учился в восьмом классе, даже был отличником. Правда, из-за порока сердца с первого класса освобожден от физкультуры, за что недоброжелатели прозвали Дистрофиком и Дохлым. Нормальные ребята звали Костёр и Вумный, а вскоре после возвращения из санатория появилось новое погоняло – Писарь. Один авторитет нарёк за умение работать ножом. Владению ножом, нунчаками и еще кое-каким навыкам самообороны научился в начале девяностых у тренера в подвальной секции. Чтобы избавиться от сколиоза, с седьмого класса занимаюсь йогой, а в институте увлёкся ушу и тренировался до последних дней. Ничего боевого, только оздоровительные и медитативные практики.
Что имею в плюсе? У меня хорошая память, неплохо лажу с людьми и могу быть убедительным в разговоре. По профессии я неплохой программист, хотя сейчас оно неактуально. Немного умею переплетать книги, натренировался на заброшенной библиотеке. Слесарь-инструментальщик разряда эдак третьего. За несколько месяцев дядя Витя меня неплохо обучил слесарке. Заодно он же преподал основы воровской профессии скокаря-медвежатника. Типа в жизни всякое пригодится. Еще я фотограф уровня сельского дома быта. Самуил Яковлевич, поселковый фотомастер, натаскал. Не бесплатно, правда. Кроме русского владею корякским, идиш, английским, немецким, венгерским и китайским языками. Стреляю из малокалиберного ружья и пистолета на уверенный первый разряд. Имею довольно много денег и кое-какое оружие.
Недостатки тоже имеются в количестве… Самый серьезный – порок сердца, точнее два: незаращение межпредсердной перегородки и недостаточность митрального клапана. Из-за них меня даже в армию не взяли. Хотя сейчас сердце почти не беспокоит, а в тридцать вовсе перестал про него вспоминать. Может, заматерел, а может, потому, что не пью и не курю, причём совсем. За всю прошлую жизнь выпил пару бутылок шампанского, половину стакана пива, и лет в четырнадцать мама налила мне в пробку коньяку попробовать. Не понравилось, кстати. Пахнет ничего, а на вкус едкая маслянистая гадость. И по мозгам бьет. Курить даже не пробовал, и к запаху табака безразличен. Говорят, его не переносят те, кто курил, но завязал с никотином. Сколько дел можно было бы решить в курилке или распив бутылочку в тёплой компании!
