Огарок свечи чуть заметно освещал комнатушку. Его главным призванием было не это, а создание на стенах и потолке причудливых зловещих узоров, которые постоянно двигались, переплетаясь в гнусном, неприличном танце.
За столом, склонившись над валявшимися в беспорядке листами и книгами, сидел мужчина. Это был учитель земской школы Подольской губернии – Григорьев Николай.
Наконец-то был конец мая, а значит школьные занятия были закончены, и он мог свободно проводить время, не боясь того, что нагрянет инспекция, придут сварливые крестьяне или же один из его учеников ворвется в классную комнату, прячась там от родителей. Ведь комната, в которой проживал земский учитель, была частью самой школы, в которой имелись, кроме того, еще и раздевалка и кухня. Вообще-то, это была небольшая изба, выделенная земством для обучения. Но для самого Григорьева это было непозволительной роскошью – отдельная комната, когда рядом с ним по соседству жители томились со всеми своими семьями в еще и меньших лачугах.
Как только закончился учебный год, Николай Григорьев погрузился в свои книги, которые он привез с собой из Киева, тщательно их упрятав в чемодан, подальше от греха, от назойливых взглядов полиции. Как только у него появилась возможность вырваться от удушливых, казарменных учреждений столиц его сразу же потянуло на периферию, в места, где его будут ценить и уважать за то, что он дарит людям то, чего им так не хватало – просвещения. Он так думал. Хотел облегчить жизнь крестьян, ведь место, куда он приехал, большей частью было представлено людьми данного сословия. Но, как оказалось, ему тут были не очень-то и рады, люди относились к нему с опаской, а в нередких случаях и совсем враждебно. Ему не доверяли. Люди здесь были простые, многие из них его даже не понимали, потому как местный говорок весьма отличался от правильной русской речи.
Но вскоре Николай попривыкнул к этому, а люди понемногу привыкли и к нему, благо с момента его приезда прошло более года, и за это время отношение к нему немного, но все-же поменялось.
Так он одиноко, день за днем сидел за своим столом, что-то вычитывал, делал какие-то заметки и весьма пространные записи.
В дверь постучали. Григорьев вздрогнул, посмотрел на бумаги, лежащие на столе, и в нерешительности спросил:
– Кто там?
– Это я, – прозвучало с улицы.
Казалось бы, немного успокоенный он пошел отворять.
Когда дверь с скрипом открылась, в комнату вошла молодая девушка.
– Николай Тимофеевич, как у вас тут темно, – девушка посмотрела на неубранный стол, – небось, всё книжки свои читаете?
Николай тоже кинул взгляд на свой стол, и совсем другим голосом сказал.
– Арина, я вас сегодня даже совсем не ждал.
Но девушка не обратила внимания на замечание учителя, в свою очередь подойдя к столу, спросила:
– А у вас, наверное, и свечей не осталось? Если вам нужно – я попрошу у отца Серафима, он не откажет.
Григорьев взволнованно смотрел на девушку. Он был рад, что она к нему зашла.
– Нет, Арина, спасибо. Свечи у меня есть, и даже керосинка имеется, но я решил расходовать все экономно. Видно так отец меня воспитал. А вы чего не дома, ведь уже поздно. Да и толки городом пойти могут всякие.
Девушка присела за стол и начала перебирать книги, там лежавшие.
– Вот именно, об этом я и хотела с вами поговорить. – Она опять поднялась. – Видите ли, у вас даже за полночь горит свеча, и некто распускает слухи, мол вы чего-то там задумали. А сейчас вы сами знаете времена какие. А так как вы приезжий, то и подавно о вас только и шепчутся. Интеллигентом обзывают.
Николай улыбнулся. Хотя улыбка получилась весьма деланной, внутри у него что-то кольнуло.
– Арина, да не переживайте так. Мне нужно готовиться к следующему учебному году, а тут, как назло, еще и Министерство просвещения новый законопроект об обучении готовит, с которым нужно тоже считаться. В общем дел-то невпроворот.
