Господь Сам пойдет пред тобою,
Сам будет с тобою, не отступит от тебя
и не оставит тебя, не бойся и не ужасайся.
Второзаконие 31:8
Ранним февральским утром по Замковой площади средневекового польского города Варшавы во весь опор неслась карета скорой помощи, запряженная серым в яблоко рысаком с кожаными шорами на глазах. Возничий, крепко держа вожжи, направлял коня в сторону Старого города. Грохот кареты и стук конских подков по булыжной мостовой разбудил не только сторожевых псов, но и жителей уютных домов купеческой части Варшавы.
– Вейзмир (Боже мой, идиш)! Что случилось такого, что нельзя подождать два часа, когда проснутся приличные люди!? – Наспех откидывая толстое одеяло и шаря по полу на ощупь ногами в белых шерстяных чулках в надежде поскорее найти свои тапочки, пробормотал пожилой еврей Залман Леманн, торопливо направляясь к окну. – Этакая досада, не успеют! – прищурившись и глядя в темноту окна, сказал он в тщетной попытке разглядеть нашумевших на всю округу незнакомцев. – Убили кого или так – какого-то случайного идийота конь понес? Только сон прогнали… Теперь уж и не уснешь! – всматриваясь то влево, то вправо, стараясь увидеть хоть что-то в предрассветной темноте, недовольно ворчал Залман. – Вот так и бывает, только заснешь – на́ тебе! То собака залает, то соседи ставнями загремят. Безобразие! Никакого покоя! Нет порядка! – подойдя к кровати и снова укладываясь под теплое одеяло, зевнув, сказал он и вскоре притих…
Через несколько секунд в маленькой комнатке раздался здоровый мужской храп. Залман погрузился в сон. С недавних пор долгие вечера и ночи этот, неопределенного возраста, щупленький, как воробышек, еврей научился коротать вот так – в теплой и уютной постели и шерстяных носках, лежа под пуховым одеялом, приобретенным у белорусской торговки в обмен на медный самовар и приличный отрез сукна на платье…
Хороша была торговка! Ладная, голосистая, голубоглазая. Давно не встречал он такой дородной красоты! А в красоте женского тела этот ловкий жид знал толк. Жалко, что уже годков многовато, а то бы попытал он счастья, чем черт не шутит! Да и своя она: когда-то и сам Залман приехал в Польшу из белорусского городка Барановичи и долгие годы жил в Прушкуве, в двух часах ходьбы от Варшавы. Первое время он ежедневно ходил в город и возвращался домой, и не было тогда это утомительным. Наоборот, по дороге случались разные приятные знакомства. А теперь вот и дом есть – не где-нибудь, а на лучшей стороне улицы Франтишека Барсса, среди приличных соседей, и лавка хорошая есть, и доход, а ни хозяйки нет, ни хорошего здоровья… То ли сон ему об этом уже начал сниться, то ли успел он об этом подумать до того, как провалился в сладкую дремоту, Залман сказать бы толком не смог, как его ни пытай. Однако эти рассуждения, как наяву, начали виться вокруг него гудящим пчелиным роем… Балетная танцовщица в образе Красивой Бабочки начала кружиться по комнате под известную фортепианную музыку из цикла Шумана «Карнавал», которую молодой гений наполнил многими интимными переживаниями своей юности, делая предрассветный сон старика особенно приятным и волшебным…
Вдруг в прихожей первого этажа нервно зазвонил входной колокольчик.
_______________________________
В основу повести положена реальная история еврейской балерины Франчески Манн, превратившей свой последний танец в женский бунт в фашистском концлагере Освенцим.
– Я цу дир (Да чтоб тебя, идиш)! – вздрогнув от неожиданности, сказал Леманн и поплелся вниз. – Кто там? Кому не спится в ночь глухую? Почто не сидится дома этому ммм… человеку?
– Это я, Франтишек, посыльный. Откройте, пожалуйста, дядя Залман! – впопыхах задыхаясь, прохрипел в замочную скважину знакомый мальчишеский голос.
