Дверь трамвая с грохотом отъехала в сторону, и я вышла из вагона. Поправив лямку сумки, переброшенную через плечо, я, не торопясь, но и не медля, пошла по тротуару вдоль чугунной решетки ограды, за которой темнели корпуса информационного центра. Голые ветви деревьев от дуновения ветерка с легким шорохом терлись о кирпичные стены, постукивали друг о друга, и эти звуки были хорошо слышны в тишине раннего субботнего утра.
Я ежилась от холода, ощутимо пробиравшего сквозь комбинезон из тонкой, но прочной плащовки, шерстяные колготки и свитер, и жалела, что не захватила с собою перчатки. Мягкие сапожки позволяли двигаться по асфальту совершенно бесшумно. Это было важно, потому что я собиралась непрошеной гостьей проникнуть внутрь главного корпуса регионального информационно-вычислительного центра и похозяйничать там, не привлекая внимания охраны. Подвал и чердак интересовали меня больше всех прочих мест, где люди бывают чаще, так как я намеревалась искать и надеялась найти труп человека, который еще вчера, во второй половине дня, был жив, и обнаружить возле него что-то, что навело бы на след убийцы.
Парк вокруг корпусов я осмотрела самым внимательным образом еще вчера и сейчас ориентировалась в нем вполне свободно. Даже дыры в чугунной ограде помнила все до единой.
Сквозь одну из них мне предстояло проникнуть сейчас на территорию вычислительного центра, и сделать это нужно было как можно скорее, но не раньше, чем удастся выяснить, выставлены ли наружные посты охраны, и если да, то – где. И каков их сектор обзора. Вечером охраны на улице не было. Да и не могло быть. Наружная охрана выставляется после окончания рабочего дня, это правило общее для объектов такого рода.
Засыпаться, нарвавшись на охранника… Глупее этого вряд ли что придумаешь. Случись такое, придется оправдываться и уходить прочь, поставив крест на экскурсии по чердаку. Вчерашним вечером мы с Базаном посмеялись, выискивая наивыгоднейшие варианты моего поведения при таком проколе. Сейчас было не до смеха. Да и холодно еще…
«Холодно!» – прошептала я, сжимая в кулаки пальцы упрятанных в карманы куртки рук.
Знобко было и от предстоящего дела. Оно меня, мягко говоря, не радовало. Если б можно было выбирать, отказалась бы с удовольствием от такого начала. Эту часть работы Суров вполне мог поручить мужчине. К сожалению, в ситуациях, подобных этой, когда в дело необходимо вникать спешно и не пренебрегая ни малейшей возможностью практического изучения его деталей, Гром из товарища превращается в начальника, не знающего, что такое снисхождение.
Светало по-осеннему нехотя. Редкие фонари на территории центра освещали лишь небольшие участки двора. Наступало время, когда внимательные, привыкшие к полумраку глаза хорошо различат любую замочную скважину, а самого человека, медленно передвигающегося, да еще одетого во все темное, заметить непросто уже с расстояния десятка метров.
Со вздохом я вернулась к примеченной накануне дыре в ограде и, протиснувшись в нее, двинулась к зданию, ступая всей подошвой сразу по сухой от морозца подстилке из опавших листьев. Свернула за угол, шагов через двадцать повернула еще и очутилась в маленьком, укромном дворике с громадным вязом посередине, штабелем старых досок вдоль стены и будкой вентиляционной шахты за ними. Для меня она – гостеприимно распахнутые ворота в подвал.
Смазав ржавый замок, я вставила в него отмычку. Пришлось немножко повозиться, прежде чем дождалась от механизма вожделенного щелчка.
Пристроив замок изнутри на решетку оконца, я притворила за собою дверь и, очутившись в кромешной тьме, по скобам, торчащим из стенки кирпичного колодца шахты, спустилась вниз, в глубину. Здесь было гораздо теплее и тянуло сухим сквознячком из подвальных недр. Где-то неподалеку должна быть дверь. Или люк в стенке. Придется здесь поплутать, полагаясь на свою способность ориентироваться в пространстве и интуицию.
