Алина
— Сильно больно? — осторожно
проводит костяшками пальцев по моей сбитой скуле подруга и
озадаченно кривится.
— Нет, — пожимаю плечами и легонько
отталкиваю её ладонь, тушуясь оттого, что она видит изнанку моей
жизни, — я уже привыкла.
— Ты только себя послушай! Нельзя же
так, Алинка.
— А как можно? — усмехаюсь я и
пробегаюсь по её фигуре, затянутой в дорогущие бренды. Нет, я не
завидую, просто не хочу, чтобы меня судил тот, кто даже ста метров
не прошёл в моих ботинках.
— Никак нельзя! Ты же живая, а тебя
обижает родной человек.
— Он не всегда такой.
— Ну конечно, только по праздникам,
да?
— К чему этот сарказм? — устало тру
я глаза, а затем зябко провожу по замерзшим конечностям.
— К тому, что надо жаловаться, Алин!
Или тебе приятно быть грушей для битья?
— А кто мне может дать гарантию, что
в детском доме никто меня и пальцем не тронет, м-м? Никто. Да и
совсем скоро я уже буду сама по себе. И можно было бы порадоваться,
да только идти мне некуда.
— Ко мне можно, Алин!
— Ну точно, — отмахнулась я,
чувствуя, будто бы разговариваю с неразумным ребёнком.
— А что не так?
— Да всё, Адриана! Ты живёшь с мамой
и с братом. Как думаешь, в восторг какой степени они придут, когда
ты их обрадуешь новостью, что дом пополнится ещё одним жильцом?
— Нормально они обрадуются. Мама у
меня мировая, она будет только счастлива тебе помочь.
— А брат?
Неожиданно подруга расцветает в
лучезарной улыбке и мечтательно складывает руки на груди, а потом
принимается нещадно фантазировать, чем вызывает у меня умиление на
грани преступного веселья.
— Алина, ты вообще внимательно
смотрелась в зеркало, нет? Ты же просто ходячий космос, не иначе.
Рафаэль тебя увидит и сию же минуту забьётся в экстазе от твоей
красоты. А потом неизбежно сделает тебе предложение руки и сердца,
ну а дальше мы наконец-то породнимся и заживём одной дружной
семьёй.
— Прошу тебя, замолчи! — не
удержалась и всё-таки рассмеялась я, качая головой.
— Ладно. Но! Как бы то ни было, а
домой к твоему папаше-садисту я сегодня тебя уже не пущу. Едем ко
мне, а завтра видно будет, как дальше быть.
— Но...
— Мама в командировке.
— А...
— А Рафаэль сто процентов пропадает
на очередной вписке. Так что расслабь булки, детка, всё будет
тип-топ.
— Ну я даже не знаю..., — заломила я
руки.
— Что именно тебе непонятно, Бойко?
Твой папаша-мутант избил тебя и выкинул на улицу, а сам ужрался в
дугу и лёг спать, заперев на все замки входную дверь. Что ты мне
предлагаешь сейчас? Утешить тебя и оставить тут, ночевать на
вонючей лестничной клетке?
— Нет, но...
— Вот и всё! Ты вообще зачем мне
позвонила?
— Ты мой единственный друг, —
развела я руками.
— Тогда разреши мне тебе помочь.
Ок?
— Ок.
И только тогда я нехотя, но всё-таки
позволяю себя усадить в такси и поехать в дом своей лучшей подруги.
По пути я нервно заламываю руки и ещё несколько раз переспрашиваю о
том, точно ли не придётся ни с кем пересекаться.
Я не хочу быть обузой. Лишней. Или
вовсе надоедливой мошкой.
Мне хватает этого и в обычной
жизни.
Но подруга меня успокаивает и
ободряюще улыбается, заставляя верить в то, что всё пройдёт гладко.
Вот только внутреннего напряжения мне не избежать. Адриана, в
отличие от меня, живёт в престижном районе. За окнами, хоть и в
темноте, я выхватываю очертания трёхэтажных особняков за высокими
заборами и окончательно теряюсь. Ругаю себя за то, что согласилась
поехать с ней.
Ведь меньше всего на свете я хочу
быть банным листом и приставучей пиявкой в одном флаконе.
— Приехали, — улыбается мне Адриана,
а я гляжу на особняк, представший перед моим взором.
Медленно выдыхаю — в окнах кромешная
темнота.
— Пошли, — ободряюще улыбается мне
подруга, и я киваю ей.
