Нина
— Зачем тебя сюда вставили, чудо
прогресса, если ты халтуришь тридцать пять дней в месяц? У-у,
сволочь окаянная!
Лифт опять не работает, а я устала
как собака. Сил нет! Сурово грожу кулаком бесполезной жестяной
банке, строя максимально грозную физиономию. Я ж на последнем живу,
ну сколько ж можно-то?
Вздыхаю горестно, но всё-таки
поднимаюсь по пролётам простой пятиэтажной хрущёвки. На третьем
вымученно морщусь. И не оттого, что устала, нет. А оттого, что
сверху опять грохочет музыка и слышен громкий мужской смех и
напутствия.
— Спасибо, что пригласил, Мих!
Давай, может, в выходные махнём ко мне на дачу, девчонкам задницы
вениками подерём, а?
— Не вопрос, Костян! Драть девчонок
— это вообще моя тема.
От этих чудесных слов вынуждена
остановиться и изобразить рвотный позыв. А ещё воскресить в уме
простую истину: все мужики — козлы.
— Ай, красава! Я аж молодость
вспомнил!
— Давай, на созвоне.
— Ага...
Спустя минуту мимо меня пробегает,
слегка покачиваясь из стороны в сторону, здоровенный детина с
бородой, в косухе и бандане на, очевидно, лысой башке. Подмигнул,
почти изловчился, чтобы ущипнуть меня за задницу, но я горной козой
отпрыгнула сразу на две ступеньки выше.
— Клешни прочь!
Подмигнул. Заржал. Кивнул наверх и
скабрезно улыбнулся.
— Шевели булочками, красивая, там
тебя уже голодный дядя Миша заждался.
Я же только закатила глаза и
потопала дальше. Ну а зачем мне вести пикировку с каким-то отбитым
на голову и нетрезвым качком? Смысл? С виду же всё понятно — дубина
обыкновенная. Считайте, что сорняк.
Но вздохнуть второй раз горестно
всё-таки пришлось. Потому что всё: накрылся мой спокойный,
ванильный вечер медным тазом. Опять в квартире напротив пати у дяди
на кровати намечается.
А ведь как раньше было хорошо.
Жилось мне в этом доме тихо и мирно аж целых пять лет, а потом
случилась хоба! Соседи мои по площадке на юга переехать решили и
квартиру свою сразу же на продажу выставили. И можно было бы
подумать — ну кому она нужна? А нет, купили.
А потом нате.
Год! Целый год я с ума сходила. То
стучат, то сверлят, то всё вместе. Думала, на стенку полезу. И вот
закончились мучения, я даже перекрестилась и клятвенно пообещала,
что зайду в церковь и свечку поставлю за упокой всех в мире
ремонтов. Не успела...
Неделю назад началось.
Районы, кварталы, жилые
массивы,
Я ухожу, ухожу красиво.
Признаться честно, я сама чуть
красиво на тот свет не отошла, потому что меня эта милейшая
композиция разбудила в мой законный выходной. И неважно, что на
часах половина первого дня. Важно, что на дворе суббота!
Встала, умылась, оделась, ещё пару
раз нервно дёрнулась от громких визгов-писков за стеной, а потом
всё-таки вышла за дверь и принялась наяривать к соседям. Минут
десять пыталась достучаться, не меньше! Пока из недр квартиры
наконец-то не послышался женский голос и мужской смех.
— Кто там?
— Сто грамм! — рычу я.
— А нам не надо. У нас уже есть, — и
снова гомерический хохот.
— Открывайте немедленно! — дуксанула
я в дверь ногой.
Но в ответ мне был только громкий
стон из глубины квартиры, говорящий о том, что обо мне давно
забыли. Развратники!
— Нина, ты чего это тут буянишь? — с
пролёта ниже окликнула меня соседка: старушка — божий одуванчик
Прасковья Ильинична.
— Это они буянят, — указала я на
ненавистную дверь, — спать не дают.
— Там Мишенька живёт.
Кто? Мишенька? Пф-ф-ф...
— И что?
— И то, Нина. Мужчина порядочный,
работящий. Вчера мне полку прибил и бесплатно с друзьями старый
рояль из гостиной на помойку вынес. Карловне из тридцать седьмой
бывшего мужа-пьяницу шуганул. А Борисовне из соседнего подъезда
вообще, знаешь, что сделал?
— Не знаю и знать не хочу.
— Зря ты так, Нина.
— Святой значит, да? — скептически
скривилась я.