Глава 1
Промедление смерти подобно
Я с великим облегчением откинулся на спинку кресла. Наконец-то я в самолете «Аэрофлота», каких-то несколько минут, и он взлетит в синее небо, унося меня прочь от Москвы, от тяжких оков рабства и, главное, от потенциальной рабовладелицы Веры Буниной!
При одном только имени зловещей фемины я невольно скривился и едва не обернулся – а вдруг она сейчас появится в проходе за спиной стюардессы и погрозит пальчиком: куда собрался, мой миленький?
«Мой миленький» – это было ее любимейшее обращение ко мне. А я никогда не был миленьким! Во всяком случае, с ней. Глупым – да, это уж точно: пожалел дивчину себе на голову. Вот так и вспомнишь классическое высказывание Максима Горького: «Надо уважать человека! Не жалеть, не унижать его жалостью, уважать надо!» В подтверждение мудрости этих слов достаточно привести мой пример. Устройтесь поудобнее, чтобы выслушать мою поучительную историю и не повторять глупых ошибок.
Все началось совсем недавно, две недели назад, хотя кажется – прошли века. В дождливый осенний день в московский офис «Сады Семирамиды» – косметической фирмы моего отца, славного парижанина Жюля Муара, где я работаю главной акулой рекламного отдела, – явилась двухметровая дылда. Ей-богу, по-другому эту девушку не назовешь, рост – ее основная достопримечательность.
Начав обозрение с длинных ног на высоченных каблуках, я проследовал взглядом выше, мимо несколько широковатой талии, проскочил скудный бюст и наконец-то встретился с испуганно моргающими глазками на круглом бледном личике.
– Здрасте! – выпалила девица, тряхнув жидкой челкой. – Меня направили к Алену Муар-Петрухину. Я окончила Московский государственный университет с красным дипломом и прошла конкурс вашей фирмы. Меня пригласили работать…
С этим все было понятно, и я кивнул.
– Хорошо. Я и есть Ален Муар-Петрухин, прошу любить и жаловать.
Девушка вспыхнула, словно с первых же слов решила буквально следовать всем моим пожеланиями, приняв классическую фразу за приказ немедленно возлюбить меня, как говорится, не отходя от кассы.
– Я… Я постараюсь.
– Уж постарайтесь, – я беспечно острил, не предчувствуя, что день грядущий мне готовит.
Наверное, для выпускницы МГУ родом из провинции я выглядел этаким столичным снобом: мало того, что родился в Москве златоглавой, так к тому же от французского папочки, который, разведясь энное количество лет назад с супругой Маргаритой Петрухиной, оставил ей двухэтажный домик с милым садом и оранжереей в зеленой зоне столицы, которым после ее отъезда в Танзанию единолично пользовался сынок. И живет этот баловень судьбы припеваючи, думает на французском и русском, а на всех деревенских красавиц смотрит сверху вниз…
Хотя в данном конкретном случае все было с точностью до наоборот – это я смотрел на гостью снизу вверх. И все-таки в определенный момент она вспыхнула повторно и начала судорожно рыться в своей сумочке.
Мне было подумалось, что она хочет припудрить носик, но я ошибся: Вера Бунина трясущимися от волнения руками достала на свет божий краснокожую книжицу и не без торжественности протянула ее мне с сопроводительным словом:
– Вот… Это мой красный диплом. Я – искусствовед.
Каюсь: именно в тот момент меня и охватила жалость к бедняжке. Это насколько же одинокой и несчастной двухметровой детиной надо быть, чтобы гордиться до судорог красным дипломом пусть и столичного универа! Девушки двадцати с копейками лет гордятся ножками-глазками-профилем и толпой воздыхателей, а вот Вера Бунина – дипломом!
И тут Ален Муар-Петрухин бездарно согрешил: не проникся уважением к краснодипломной дивчине, но от души ее пожалел. И чтобы как-то приободрить и согреть вниманием да заботой, тут же, не откладывая доброе дело на завтра, пригласил ее в ближайшее кафе – перекусить, выпить горячего кофейку. Вера в очередной раз вспыхнула и тут же с готовностью мотнула головкой: «Идемте!» И мы пошли.