Глава 1
«Анника, А-анника», – шелестел ветер в склонённых над водою ракитах.
– А-анни-ика-а!» – кричал далёкий голос.
Где-то в травяных зарослях, едва слышно, плакал ребёнок. Голоса сплетались с тревожным шумом листвы, едва слышными горестными звуками.
Тёмная вода несла на себе тусклое золото опадающей листвы и сломанные недавней бурей ветки. Чёрное мерцающее зеркало течения отражало неясный силуэт: простоволосую голову, тонкую девичью фигуру в посконной рубахе. Бледное бескровное лицо. Пустые мёртвые глаза. Женщина подалась вперёд, водная гладь содрогнулась от всплеска, растеряла весь глянец неспешного течения.
«А-анни-ика, что же ты наделала?»…
Сны, наваливались внезапно, как ком с горы, давили на грудь, сжимали виски, но при этом дарили некий ключ предвидения. Они были важны и неоднозначны. Их приходилось разгадывать, ища подсказки в реальных событиях. Ценны были подробности, мелкие едва уловимые детали, такие, например, как тень, внезапно повисшая над водой или чей-то едва уловимый вздох. Управлять своим сознанием в этом неясном мире было сложно, ведь он не провидец и не сноходец. Любое собственное действие могло исказить сведения по крохе, которого следует найти, знания, посылаемые Высшими.
Он, наверное, не должен был останавливаться на этой поляне, недалеко от тракта. Время было очень неудачным: день клонился к вечеру и до постоялого двора оставалось недалеко. Только когда трудности людей интересовали Богов? Одарили тебя при рождении особыми способностями, так будь любезен, исполняй своё предназначение.
Ведьмак и так должен был благодарить Макошь-матушку за снисхождение. Подождала с видением, пока он углубится в лес на полсотни шагов. Дорога была пока пустынна. Зато тащился за ним на хвосте целый эскорт головорезов. Их он засёк их ещё полдня как, оттого и непонятно было, отчего они до сих пор не напали.
Вот и не в руку был этот внезапный сон. Тем неприятнее было вынырнуть из грёзы под грубые голоса, раздавшиеся над ним.
– А мужик так, ничего себе, зажиточный. Одёжа на нём справная. Только раз такую и видел у ведьмаков, что к хозяину приезжали. У них, сказывают, и лошади особенные, – заметил хрипатый. – А сам – дрыхнет без задних ног. Ничего не чует. Хухрик говорил, что он старый уже, слабый. Так и сдохнет…
– Можа, разбудить? – засомневался гундосый, перебивая напарника. – Странный он какой-то. Никада такого не видал. Тёмный весь, как головешка, солнцем прокопчённый. Давай треханём …
– Не-е, не надь. Мороки больше. Луч-чи, сразу подрезать… вот токо наголовник надоть скинуть – кровяки буде много, не отмоется…
Они обсуждали его смерть, как уже само собой разумеющийся, свершившийся факт. Зря. Он, конечно, прожил долго, значительно больше многих, но кто сказал, что достаточно?
Наверное, между товарищами было давнее соперничество или особый план «чистого убийства», потому что первый, довольно грубо, ткнул его в плечо шипастой дубинкой, сверзая набок. Дёрнулся было, тут же сдёрнуть глубокий куколь, да ухватить за волосы, но замешкался, глядя, как безвольно качнулось тело.
– О! Гля, он, кажись, уже сам окочурился… – удивился съезжающей в сторону по шершавому стволу сосны фигуре.
Это было последнее такое по-детски искреннее изумление в его бестолковой жизни. Путник внезапно ожил. Выпростал руку, будто собирался схватить молодого разбойника за кафтан, но лишь легко ударил в середину груди. И тот внезапно отлетел, распластавшись на земле без движения.
Его товарищ опешил, заозирался по сторонам, испугавшись неожиданной прыти от того, кто заведомо казался лёгкой жертвой. Попятился, судорожно сжимая в кулаке короткий тесак, но, даже не пытаясь применить его в деле. Возможно от того, что его сковала неведомая сила, которой повеяло от незнакомца. На рябом, заросшем мелкими и редкими курчавинами лице отразился ужас..
