Скелет выходил на загляденье. Если б не пиратская ухмылка – хоть сейчас в анатомический трактат! Руппи не забыл ни единой косточки и теперь сосредоточенно рисовал стрелочки для будущих подписей, то и дело отпихивая лезущую под руку Гудрун. Кошка урчала, а лейтенанту хотелось рычать, потому и череп получился злющим и не слишком мертвым: смерть, она ведь бесстрастна, как мороженое мясо.
– Умолкни, – велел Руппи кошке. – Надоеда…
Гудрун, томно вякнув, опрокинулась на спину и принялась елозить по непросохшему рисунку, размазавшиеся чернила казались то ли шерстью, то ли вуалью. Выглядело это странно, но плотоядный мертвецкий оскал кошка стерла, правда, слегка посинев. Ничего, вылижется…
Блудный лейтенант отложил перо и отправился к окну созерцать лужи. На душе было скверно, главным образом от неопределенности. Руперт фок Фельсенбург всегда знал, что делать, даже когда не представлял как, а теперь цель отсутствовала. Напрочь. Выхваченный из Рассвета Олаф читал за стеной Эсператию, Бермессер вместе со своими мерзавцами уплыл в Закат, а война, в которой радостно плескался Фридрих, Фельсенбургу не нравилась крайне.
Кесария не должна проигрывать, это Руппи впитал с молоком кормилицы, жены отставного сержанта. Хильда баюкала будущего «брата кесаря» солдатскими песнями, услышав которые мама отослала «кровожадное животное» прочь, но дело было сделано. Наследник Фельсенбургов хотел воевать, он учился воевать, он, побери Леворукий урода-регента, неплохо воевал, только победы Фридриха ведут к поражению… нет, не Штарквиндов с Фельсенбургами – Дриксен.
Застрявший в Хексберге Руппи не представлял, чем занята бабушка Элиза, но грозная дама не могла не учесть в своих расчетах морских неудач. Чем больше пакостят фрошеры, тем меньше на побережье любят Фридриха и его лосиху. Чем меньше любят Фридриха, тем больше шансов на корону у дяди Иоганна. О рыбаках и прочих торговцах герцогиня Штарквинд думает не больше, чем парой месяцев раньше – об Олафе, но человека еще можно отбить, увезти, спрятать, города и деревушки – только защищать.
Устав уже от дождя, лейтенант перебрался к холодной печке, открыл поддувало и принялся выгребать золу, ну и думать заодно. Послав к… Гудрун ударившегося в эсператизм Ледяного, послав к кошкам всех, он смог бы удрать, было б куда! Откажись Бруно выполнять приказы регента, фрошеры об этом уже бы знали, так что старик лоялен Эйнрехту и при этом осведомлен о выходке наследника Фельсенбургов из его же письма. Значит, дорога в армию окончится либо в замке Печальных Лебедей, либо, что вернее, в Штарквинде. Родственники упрячут «этого невозможного мальчишку» под замок, а ждать, когда бабушка съест регента, можно и в Хексберге. Тот же полуплен, но Вальдес хотя бы не глядит с укоризной.
Возвращаться к волосатому скелету не хотелось, однако Руперт еще на «Утенке» дал себе слово каждый день повторять вызубренное. Кости были переписаны, и лейтенант принялся вспоминать названия мышц – и вспоминал, пока вернувшийся из порта фельпец не привел Клюгкатера. Гудрун, будто понимая, что шкипер на нее положил глаз, взлетела на бюро и забилась за здоровенные часы – виднелся только кончик хвоста.
Подавив смешок, Руппи поднялся навстречу гостям – он в самом деле был рад Добряку.
– А я с новостишкой. – Шкипер, не чинясь, тряханул руку Фельсенбурга. – Вроде и ждали, а все одно как веслом по башке! Помер Готфрид-то наш, скоро месяц уж будет…
– Шварцготвотрум!
– И не говорите! – Юхан словно тоже ругнулся. – Утром в Ротфогеле чудо приключилось, а вечерком наше величество и того… Регенту на радость. Дождался, потрох пластужий, теперь на трон полезет!
